Саша Чекалин
Шрифт:
Мать повела бровью, хотела было крикнуть: «Не мешай!», но вдруг порывисто схватила Сашу, крепко поцеловала и, глядя на него широко раскрытыми глазами, сказала:
— Заявление, сынок, пишу, чтобы приняли меня в партию.
В избе было тихо. Витюшка спал, отец ушел к соседям.
— А меня, мама, примут в партию, когда я вырасту большой?
— Примут, сынок, но только вначале будешь пионером, потом комсомольцем. Помощником мне будешь. Вот в школу пойдешь — все узнаешь… — задумчиво говорила мать.
Саша воспринимал по-своему — в партию принимают только после
— Школу я прошла большую. Многому при Советской власти научилась — жизнь увидела.
— А скоро я в школу пойду? — нетерпеливо допытывался Саша.
— Скоро, скоро, — торопливо отвечала мать и снова склонялась над заявлением.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Саша сидит около дома на сучковатой изгороди, нетерпеливо болтая босыми, загорелыми до черноты ногами, и сердито поглядывает вокруг. В лужицах воды и на мокрой траве радостно сверкает солнце. С противоположного берега Вырки доносятся звонкие ребячьи голоса — наверно, завыркинцы ловят рыбу. Умытое дождем небо тоже веселое, голубое. А на сердце у Саши темная ночь. Ничто окружающее не радует его. Ни на что не глядят глаза. Ласкаясь, подошел Тенор, Саша прогнал его. Только Громиле, когда тот высунул свою лобастую черную голову из конуры, Саша пожаловался:
— Не записывают меня…
Громила зевнул и пошевелил похожими на лопухи ушами. Очевидно, это означало: не беспокойся, примут.
А произошло вот что.
Возили ребята землю на тачке, возводили насыпь. Другие волокли обрезки узкоколейных рельсов, жерди с соседнего огорода. Ребята строили свою железную дорогу. Была она похожа на настоящую железнодорожную магистраль, которая строилась рядом, в Песковатском.
По замыслу Саши, железная дорога должна была кольцом пройти между буграми и замкнуться в тоннеле, прорытом в откосе. Через овражек предполагалось возвести мост из еловых кругляшей.
— Вот здесь построим будочку для сторожа… — фантазировал Саша. — По бокам поставим телеграфные столбы… Правда, интересно?.. Вот только проволоки бы достать.
Замыслы, один увлекательнее другого, рождались во время работы. Все шло хорошо, пока не стали досаждать старшие ребята, вмешиваясь в строительные дела.
— Не так роете… Не сюда возите землю… Плохой мост строите…
А беловолосый и настырный Филька Сыч, осмотрев Сашино сооружение, презрительно сплюнул в сторону и заявил:
— Ты в школе сперва поучись! К двум прибавить два, знаешь, сколько будет?.. А сосчитать до ста сумеешь?.. Тоже строитель!..
Загнал он своими словами Сашу в тупик, заставил задуматься.
— Подумаешь, школьники… — ворчал Саша, — я и сам в этом году в школу пойду.
— Не примут, — сомневались Егорушка и Серега. — С восьми лет принимают. А тебе только восьмой пошел.
На Сашу они глядели теперь свысока. Каждому из них уже исполнилось по восемь лет.
— Нет, примут, примут, — упрямо твердил Саша, не желая уступать.
Чтобы разрешить спор, пришлось обратиться к матери, но и она подтвердила — в школу записывают только с восьми лет. И, видя, что Саша сразу помрачнел, предложила:
— Сходи сам, попроси учительницу, может быть, примет.
Сказала она это шутя, но Саша принял всерьез и стал действовать быстро, решительно. Надев праздничную рубашку и тщательно пригладив буйные черные вихры, он повязал на шею для большей убедительности красный пионерский галстук, который Надежда Самойловна купила в подарок племяннице, и отправился записываться в школу. Обратно Саша вернулся мрачным, как грозовая туча.
— Учительница не записывает… — пожаловался он. — Требует, чтоб ты сама пришла… — И задергал за платье мать: — Ты хорошенько попроси. Она тебя послушает.
Надежда Самойловна пошла к учительнице с неохотой, думая, не слишком ли рано отдавать сына в школу. Тем более и здоровье у него неважное после перенесенных недавно болезней — кори и скарлатины.
И вот теперь, дожидаясь мать, Саша сидел на изгороди, взъерошенный и сердитый, как воробей.
А мать, как нарочно, долго не возвращалась. Саша видел, как она вышла из дома учительницы, но по пути останавливалась, заговаривала то с одним, то с другим.
— Откуда только эти разговоры берутся?.. — сердился Саша, передвигаясь на изгороди с одного места на другое. Он передвигался до тех пор, пока не свалился. Потерев ушибленную коленку, он не вытерпел и отправился матери навстречу. За ним поплелся было Витюшка, потянулись и собаки, но Саша моментально вернул всех обратно.
— Мешаетесь только… — упрекнул он.
— Записали, — успокоила его Надежда Самойловна. Ласково потрепав сына по голове, она с грустью добавила: — Кончились, Шурик, твои гулевые денечки. Теперь будешь трудиться…
Саша вихрем помчался к ребятам.
— Записали!.. Приняли!.
– кричал он, оповещая весь белый свет о своей радости. — С вами я тоже буду в школе учиться!..
Саша стал заметно важничать. Будущему школьнику не к лицу теперь было гонять по пыльной дороге отпиленный от бревна кругляш или шлепать по дождевым лужам босыми ногами. Купаться идти на Вырку — другое дело. В жаркий августовский день на Вырке плещется вся песковатская ребятня. Там с утра и до вечера стоит такой гвалт и шум, словно на зеленых берегах Вырки обосновался табор цыган.
Покопавшись на строительной площадке своей железной дороги, друзья Саши тоже отправляются на Вырку, снимая на ходу майки.
— Я могу под водой, не вылезая, час проплыть… — хвастается заядлый водолаз Егорушка. Рыжеватый хохолок у него на голове похож на петушиный гребень. — А ты так сможешь?
— Эка-а!.. Хватил… Час? — удивляется Саша, но уступить Егорушке не хочет: — А я больше…
Саша тоже первоклассный пловец и неутомимый ныряльщик. Под водой, не вылезая, он может пробыть если не целую вечность, то немного поменьше. Не уступают спорщикам в ловкости нырять и плавать и остальные дружки Саши: Степок, Левушка, Серега. Жаркая баталия разгорается на широком мелководье Вырки. Пора уже вылезать из воды. Все посинели и похожи на утопленников, но ребята продолжают нырять и гоняться друг за другом.