Сашенька
Шрифт:
Катенька вспомнила горестные слова своего отца. «Я тоже не люблю, когда история манипулирует нами».
— Катенька! — Она подняла голову. — Катенька!
Ее звала Марико, стоя на верхней ступеньке лестницы. Дверь все еще была открыта; Катенька повернулась и побежала назад в дом.
— Возьмите это. — Марико передала ей желтый конверт. — Отец заставил меня пообещать, что я это уничтожу. Но я хочу, чтобы оно было у вас. Дерзайте, Катенька, это наша с вами история. Ваша и Розы. Не потеряйте.
27
Максим,
— Как приятно снова слышать твой голос, — ответил Максим.
— Я соскучился по тебе. Я хочу тебе кое-что показать. На улице. Где еще можно спокойно поговорить и подумать! За тобой заехать?
Через полчаса Катенька услышала знакомый рев его мотоцикла. Внезапно она обрадовалась его приезду, побежала на улицу, и вскоре они уже колесили по недавно заасфальтированной дороге, за которую заплатили олигархи и министры, имеющие здесь собственные дачи. В каком-то месте Максим свернул с трассы на ухабистую дорожку в лес.
Солнечные лучи пробивались сквозь густую березовую листву, сквозь сосны и липы. Катеньке нравилось подскакивать на колдобинах, нравилось, как при езде они задевают ветки березок. Наконец они остановились на лужайке возле старомодной деревянной избы. Катенька сняла свой шлем и увидела, что стоит, окруженная зарослями клубники и кустами черной смородины.
— Какая красота! — воскликнула она, встряхивая волосами.
— Я купил бородинского хлеба и сыра, чтобы перекусить, пока мы будем разговаривать. Еще сок.
— Никогда не предполагала, что ты такой домовитый, — заметила она. — Я удивлена.
Максим выглядел смущенным, но довольным. Он разложил еду на земле и сел.
— Ну? Кто начнет?
— Ты! — одновременно воскликнули оба и рассмеялись.
— Нет, — сказал Максим, — сначала хочу услышать твои новости и чем я могу помочь. Интересно… как съездила домой?
— Отлично, — ответила она. Катенька опустилась на траву, забавляясь солнечными зайчиками, которыми солнышко играло на лице Максима. От жары воздух пах смолой.
Он разломил черный хлеб, порезал сыр и раздал бутерброды.
— Как твой жених?
— Понятно, на что ты намекал, когда спросил, как съездила.
— Нет-нет, я не это имел в виду, я просто…
— Интересно? У него все по-прежнему, но я больше не уверена, что останусь в станице. После встречи с Розой и Павлом, поисков Сашеньки… — Она удивилась, заметив, как он занервничал при этих словах. — Кое-что изменилось, изменилась я сама. Поэтому я подумываю остаться на лето в Москве. Могу заняться своим исследованием или, если захочешь, могу помочь тебе в фонде…
— Отлично! — Максим так радостно улыбнулся, что Катенька чуть не рассмеялась. Но ее обрадовала реакция Максима, хотя она и решила этого не показывать. Он и так чересчур самодовольный.
— Как бы там ни было, — сменил он тему, возвращаясь к делу, — что тебе передала дочь Сатинова?
Катенька достала из кармана пиджака конверт, оторвала верх и вытащила старый документ из архива.
— Я лишь мельком взглянула. Это недостающие бумаги.
«Совершенно секретно
Товарищу Сталину И. В., товарищу Берии Л. П. Докладная записка о проведенном расследовании по приказу Центрального комитета — товарищей Меркулова, Мелихова, Шкирятова — о непристойном поведении на спецобъекте № 110 с номером 83, приговоренным к высшей мере наказания, 21 января 1940 года. Подшито к делу 12 марта 1940 года».
Катенька заметила каракули — кружки, ромбики, крестики зеленым карандашом — вокруг заголовка и выдохнула:
— Это личная копия Сталина.
— Верно, — согласился Максим.
— Как она попала к Сатинову?
— Очень просто. После смерти Сталина в 53-м каждая шишка прошерстила архивы и изъяла документы, которые свидетельствовали против нее. Обычно их сжигали. — Он внимательно изучил документ, рассеянно взял в рот сигарету, зажег спичку, но так и не прикурил. — Давай теперь переведем. Высшая мера наказания — пуля в затылок. Спецобъект № 110 — спецтюрьма Берии, Сухановка, бывший женский монастырь святой Екатерины в Видном, где пытали и расстреляли Ваню и Сашеньку. Это была настолько секретная тюрьма, что заключенные имели лишь номера, значит, номер 83 — это…
— Сашенька, — перебила Катенька. — Это ее номер в списке приговоренных к расстрелу.
Она наклонилась над документом и стала читать.
— Сначала допросили коменданта Голубева…
«Комиссия: Товарищ комендант, вы несли ответственность за исполнение высшей меры наказания над осужденными 21 января 1940 года. По приказу Центрального комитета за приведением приговора в исполнение должен был следить товарищ Ираклий Сатинов. Почему вы начали раньше и таким бесчинным, антибольшевистским способом? Голубев: Приговор был приведен в исполнение согласно уставу НКВД.
Комиссия: Я предупреждаю вас, товарищ Голубев, это серьезное нарушение. Ваше поведение играет на руку нашим врагам. Вы работаете на наших врагов? Тогда вас самого ожидает «вышка». Голубев: Я признаю перед Центральным комитетом, что это была серьезная, глупейшая ошибка. У меня был день рождения. Мы начали отмечать еще в обед, а спиртное помогает приводить приговор в исполнение. Коньяк, шампанское, вино, водка. К полуночи, когда пришло время выводить заключенных, товарищ Сатинов задерживался, а без него мы начать не могли… Комиссия: Товарищ Сатинов, почему вы задержались?