Шрифт:
1
Я давно заметил, что стук в дверь столь же характерен для человека, как наряд или прическа, и так же соответствует настроению, как выражение лица или, скажем, интонация. Поэтому, когда утром Моя Девушка постучала ко мне, я понял, что она пребывает в странном настроении.
Слава богу, мать ушла к себе сразу после завтрака. Она имела обыкновение задавать Моей Девушке дурацкие вопросы и не особо вслушиваться в ответы. К тому же, когда у Моей Девушки такое настроение, вопросы переадресовывались
Словом, мать ушла к себе. Я сидел за неприбранным столом и лениво размышлял, что лучше: выпить еще чашку чая, пойти погулять или завалиться на диван и проспать до обеда? Больше всего меня устраивало последнее. В этот момент Моя Девушка постучала в дверь.
– Входи! – крикнул я.
Распахнулась дверь. Моя Девушка остановилась у порога и прислонилась к притолоке. Насчет настроения я, к сожалению, угадал. Она окинула комнату долгим внимательным взглядом, столь же внимательно осмотрела меня с головы до ног и трагическим голосом протянула:
– Какой у-ужас...
Начало прозвучало вполне традиционно. Впрочем, продолжение тоже:
– Это же твоя комната. Разве можно жить в таком кавардаке? Удивляюсь, как ты еще ухитряешься находить здесь нужные вещи.
– У меня их просто нет, – сказал я. – Войди в комнату и закрой дверь. По-моему, мы с тобой сегодня не виделись. Может быть, поздороваемся?
Моя Девушка захлопнула дверь и сказала – так, словно прощалась со мною навеки:
– Здравствуй.
– Ну вот, – я позволил себе слегка улыбнуться. – Привет.
Она нашла свободный стул и села.
– Чем ты собирался сегодня заниматься?
– Пока ничем.
– Погуляем?
– Конечно, – ответил я. Несколько минут назад я мечтал о диване. Что делать! – Конечно, – повторил я. – Только мне нужно поставить в известность мать.
– С какой стати? – сухо спросила Моя Девушка.
– В нашем доме так принято.
– Хорошо, – сказала она и поднялась со стула. – Можешь предупредить. Я подожду тебя на улице. Пожалуйста, недолго.
Она вышла из комнаты и направилась во двор.
Я с трудом – что правда, то правда – нашел гребешок, тщательно, насколько удалось, расчесал волосы и побрел на женскую половину нашего большого дома.
2
Мать сидела в спальне за туалетным столиком и внимательно разглядывала свое отражение. Ночная сорочка была наброшена на плечи, словно большой шарф. Постель все еще стояла разобранной, хотя время близилось к полудню, шторы на окнах плотно задернуты. Единственным источником света был светильник, стоявший перед зеркалом на столике.
Кстати говоря, зеркало было единственным предметом, который мне нравился здесь. Особенно массивная
Я не любил здесь бывать. Мне всегда становилось нехорошо. Может быть, причиною этому был тяжелый, невыветривающийся аромат духов, от которого начинала кружиться голова.
Молчание затягивалось, становилось таким же душным, как этот аромат. Я не смел нарушить тишину ни движением, ни словом. Я уже не понимал – от духов или затянувшегося молчания плывет голова.
Наконец, она спросила:
– Чего ты хочешь?
Я понял, что она недовольна. Она не любила, когда кто-то – особенно я – мешал ей примерять новые украшения, придумывать новую прическу или просто сидеть у зеркала.
– Может быть, ты заболел?
– Доброе утро, – сказал я.
– Я думала – вечер...Неважно. Ты здоров?
– Здоров, – ответил я, судорожно борясь с тошнотой.
– Вид у тебя нездоровый, – сказала она, роясь в шкатулке с драгоценностями. – Куда же я их дела... Это хорошо, что здоров... А, вот они, – она вынула из шкатулки золотые подвески. – Вот они, я думала, что потеряла... У тебя лицо бледное, – мать внимательно разглядывала подвески. – А что это они...
Голова кружилась все сильнее. В это утро аромат духов показался мне абсолютно тошнотворным.
– Я себя прекрасно чувствую, – сказал я.
– Значит, мне показалось.
– Здесь темно.
– От яркого света у меня болят глаза. Я свожу тебя к нашему врачу, – мать слегка оживилась, – у нас во дворце чудесный врач. Халдей, по-моему. Или не халдей. Кого жгут по воскресеньям?
– Евреев, – сказал я.
– Да? Значит, он еврей, – с сомнением произнесла мать. – Н-нет, по-моему... Ты уверен?
– Уверен.
– А когда жгут халдеев?
– Халдеев вообще не жгут, – сказал я. – Жгут евреев и еретиков.
– Может быть, его назначили еретиком?
– Может быть.
– Или евреем? Я забыла – их уже сожгли?
– В прошлом месяце.
– Значит, его вполне могли назначить евреем. Но это неважно. Важно, что он замечательный врач.
– Я здоров, – сказал я и почувствовал, что через минуту сползу на пол. – Я просто хочу погулять.
– Хорошо, – сказала она. – Я не возражаю. Можешь идти. Только обязательно вернись к обеду.
– Зачем?
– Я жду твоего отца.
– Хорошо. Я вернусь к обеду.
– Не забудь.
– Не забуду. До свидания.
– Что? Да, конечно, до свидания. Иди, ты мне мешаешь. Я хочу одеться, не сидеть же весь день голой.
3
Моя Девушка стояла у калитки. Я остановился на крыльце, глубоко вдыхая прохладный осенний воздух. Потом подошел к ней.
– Ну что? – спросила она.
– Все в порядке, пойдем скорее, – голова уже не кружилась, только слегка ломило виски.