Сатанстое [Чертов палец]
Шрифт:
— Последуем за ними, — сказал я, — переправа еще возможна, и с того острова мы достигнем берега!
— Идите, Корни, спасайтесь сами! Вы — единственный сын, единственная надежда ваших родителей!
— Аннеке! Возлюбленная моя! Что вы говорите? Неужели вы думаете, что я отойду от вас, уйду без вас? Ведь вы тоже единственный ребенок у вашего отца! Разве вы забыли о нем?
— Нет, нет! Бежим, Корни, помогите мне выбраться из саней. Я пойду за вами хоть на край света, лишь бы только не причинить горя моему бедному отцу!
С этого момента она ни на минуту не падала духом. Не знаю, как описать то, что было дальше. Я почти не сознавал, что со мной. Единственная моя мысль была — спасти эту девушку. Я совершенно забыл о себе. Мы бежали, перескакивая по льдинам,
— Неужели есть еще, кроме нас, и другие несчастные в эту ночь на реке?! — воскликнула Аннеке.
Я ничего не ответил, но едва замерли вдали бубенцы, как до меня явственно донесся звук человеческого голоса. Мне показалось, как будто кто-то издалека звал меня по имени. Аннеке это послышалось тоже. Голос этот слышался как будто с противоположного, западного берега реки, южнее от нас, но в следующий же момент все эти звуки заглушил страшный шум и треск немного повыше острова.
Обхватив за талию свою спутницу, я быстро зашагал в ту сторону, откуда доносился голос; стараясь достичь западного берега, я заметил ледяную глыбу, которую гнало по гладкой ледяной поверхности реки впереди целого ряда льдин менее значительной величины. Эти мелкие льдины подвигались и как будто срастались с глыбой, увеличивающейся в размерах у нас на глазах с такой быстротой, что она грозила образовать затор, попав в более узкое место пролива, где бы она задержалась. Мне думалось, что если бы нам удалось взобраться на эту глыбу настолько высоко, чтобы вода не могла добраться до нас и затопить, как затопляла она острова, то мы могли бы найти на ней довольно надежное временное убежище. Почти неся Аннеке на руках, я устремился к этой глыбе с тем большей поспешностью, что до нас доносился страшный шум от ледяной преграды, защищавшей остров со стороны течения; с минуты на минуту она должна была уступить напору воды.
Добравшись до ледяной глыбы, мы взобрались на первые ее уступы не без труда, но вскоре крутизна стала столь опасна, что мне приходилось взбираться первому, а затем втягивать за руки Аннеке. Пока у меня хватало сил, я продолжал подниматься все выше и выше; наконец мы вынуждены были присесть и перевести дух, чтобы собраться с новыми силами. В это время до моего слуха снова донесся какой-то странный шум. Я привстал, нагнулся вперед и увидел, что река прорвала ледяную плотину, и теперь вода неслась на нас бешеным потоком с неудержимой силой и быстротой.
ГЛАВА XVII
Сердце мое трепещет от радости при виде радуги в небесах. Такбыло, когда я был ребенком, так будет, и когда я буду старцем, илиже я предпочитаю умереть.
Если бы мы остались еще хоть пять минут на самой реке, наши счеты с жизнью были бы кончены. Теперь, сидя на одном из высоких уступов ледяной глыбы, мы смотрели, как мимо нас несся пенящийся поток, и я видел, как в нем, кружась и вращаясь, пронеслись сани Гурта, а за ними другие, запряженные парой гнедых лошадей, обезумевших и выбившихся из сил, рвавшихся и бившихся среди пены потока, стараясь освободиться от своей упряжки. Минуту спустя страшный, душераздирающий крик, крик агонии коня огласил воздух.
— Что это? — спросила Аннеке.
— Крик какой-нибудь ночной птицы, вероятно! — ответил я.
Между тем и наш плавучий остров также несло течением, правда, медленно, потому ли, что
Отдохнув немного, Аннеке заявила, что готова идти дальше. Мы находились по меньшей мере на высоте тридцати футов над водой. Весь наш плавучий остров представлял собой сплошной хаос на ребро поставленных льдин, по которым нелегко было добраться до его западного края, не говоря уже о том, что даже просто держаться на ногах на этом скользком льду было крайне трудно. К счастью, на мне поверх ботинок были надеты мокасины из оленьей шкуры, а на Аннеке были фетровые сапожки, иначе мы не смогли бы двигаться по ледяным скатам и уступам. Мы уже добрались до самого края нашей плавучей глыбы, как вдруг, подхваченная встретившимся на пути водоворотом, она закружилась и спустя немного очутилась по другую сторону острова, с которого мы только что ушли. Вместо того чтобы снова повторить мучительную попытку перебраться на другую сторону глыбы, я предложил на этот раз спуститься на нижнюю, плашмя лежащую на воде льдину и выжидать, когда течением нас прибьет достаточно близко к берегу.
Посередине реки течение было настолько сильное, что разносило все на своем пути; по счастью, наша льдина находилась в стороне от главного потока и, как я думаю, настолько глубоко сидела в воде, что задевала своим основанием за дно, и это придавало ей временами вращательное движение. Наконец я заметил, что наша глыба поворачивается как раз той стороной к берегу, где была та льдина, на которую мы с Аннеке только что спустились.
Надо было не упустить удобного момента. Я предупредил Аннеке. Впереди нас только что прибило к берегу громадную плоскую льдину; так как мы, то есть наша глыба, шли за ней следом, то я имел основание предположить, что мы пристанем к этой большой льдине, отчасти загородившей пролив, или же, во всяком случае, коснемся ее. Лед нашей льдины был очень толст, и поэтому мы ничем не рисковали, подойдя даже к самому ее краю. Несколько раз мы подходили совсем близко к береговому льду, но всякий раз наша льдина несколько уклонялась, так что между нами и прибрежным льдом оставалось водное пространство в шесть-семь футов. Я, конечно, мог бы перескочить, но Аннеке была не в состоянии этого сделать. Милая девушка поняла это и, ласково взяв меня за руку, сказала:
— Как вы видите, Корни, мне не судьба спастись! Но вы могли бы без меня добраться до берега. К чему нам погибать обоим? Спасайте хоть себя!
Видя, что Аннеке совершенно потеряла надежду на спасение, а наша льдина как будто начинала удаляться от берега, я в минуту отчаяния принял безумное решение поставить все на карту и либо спасти ее и себя, либо погибнуть вместе с нею. Схватив ее на руки, как ребенка, я выждал удобный момент и перескочил вместе с моей драгоценной ношей на крошечную льдину, проходившую между нашей льдиной и береговым льдом; едва коснувшись ее ногой, я перескочил с нее на береговой лед в тот момент, когда она, под нашей общей тяжестью, начала погружаться в воду. Собрав остаток сил, я двумя-тремя громадными прыжками пробежал по береговому льду и наконец, совершенно изнемогая, почувствовал, что коснулся ногой твердой земли.
Теперь я невольно оглянулся назад и содрогнулся при виде того, на что я посмел отважиться. Послужившую нам мостом льдину уже несло течением, наполовину запрокинув ее, а наша ледяная скала, на которой мы нашли спасение от затопившей остров воды, медленно, но неудержимо приближалась к середине реки, где ей предстояло неминуемое крушение. Видя это, я горячо возблагодарил Бога за наше спасение, а Аннеке, опустившись на колени, тоже молилась с умилением и слезами. Я подождал, когда она завершила молитву, и затем помог ей взобраться по крутому скату берега Гудзона.