Сатисфакция (сборник)
Шрифт:
П е р в ы й в о и н. Чего искать?
Т р е т и й в о и н. Консе… Ты должен искать путь к единому решению. А ты тут со своими безапелляционными заявлениями…
П е р в ы й в о и н. Что?!
Т р е т и й в о и н (отчаянно машет рукой). Если вы не чувствуете всю нелепость и безумие этой ситуации, то стойте здесь и продолжайте. А я не буду, я ухожу. А вы стойте здесь, как клоуны.
Третий воин уходит. Первый воин кричит ему вслед.
П е р в ы й в о и н. Э-э-э! Это кто клоуны?
Т р е т и й в о и н (издалека). Вы оба! Клоуны и ослы. Вот и стойте… (Уходит.)
П е р в ы й в о и н. Ах так! (Поднимает рупор и кричит.) Алё-о-о! Ну, я понял, что вы не поняли. Значит, для вас я клоун? Осёл я, да?! А вот это уже личное оскорбление. Запомните! Меня ещё мама в детстве учила: «Сынок, если тебя кто-то лично обидел, ты его найди, сынок, и лично его…». Ох, вы пожалеете, ох, вы будете стоять передо мной на коленях, а я вам припомню, как я тут стоял… Как осёл, как клоун. Ох, и пожалеете вы и все ваши родные дети…
Второй воин силой утаскивает Первого воина.
Занавес в глубине сцены закрывается. Свет меняется, освещённым остаётся только Юноша. Он встаёт, подходит к мачте с флагом. Говорит в зрительный зал.
Ю н о ш а. Бред какой-то. Я, конечно, может, чего-то не понимаю, но, по-моему, я попал. Вот нарвался на этого мужика. Он уже битый час прогоняет какую-то свою тему. Несёт чего-то такое, чего-то такое… Что раньше, мол, были такие люди, а теперь какие-то не такие. Типа раньше были все богатыри, и женщины были… Лучше… И всё говорит: «Раньше, раньше…». А что значит раньше? Ему что, сто лет, что ли? Когда это раньше?.. Но я из разговора понял, что он вроде человек военный или как-то с этим был связан. Потому что, как он говорит, раньше он часто ходил в лес по делам. Он, правда, не один ходил… Я не очень понял, что он мне рассказывал… Короче, был у них там один мужик здоровый, но дефектный. Куда-то они вместе пошли в лес. А там вроде в этом лесу жил дедушка. Этот дедушка, кажется, попросил мусор убрать за собой, или за ним, а они чего-то не стали это делать, поругались, нагрубили дедушке. И только этот здоровый с дефектом оказался вроде как добрый и дедушке помог. Мне что мужик этот рассказал… Там речка текла. Здоровый парень речку перегородил. И весь негатив смыло. Ну, он ещё много чего другого говорил, но я сомневаюсь, как может человек речку перегородить. А ещё я вот слушал его и думал: где-то я эту историю уже слышал, кто-то мне рассказывал, ну, про то, как здоровый мужик реку перегораживал. Врёт мне этот мужик. И почему это раньше были богатыри, а сейчас нету. У меня есть друзья спортсмены. А ещё у меня был одноклассник, так он вообще в водное поло играет. Очень здоровый! Ох, попал я, короче! Как от этого мужика отделаться, не знаю.
Юноша возвращается на место, садится на стул. Теперь освещены Ветеран и Юноша.
Ю н о ш а (Ветерану). Вы знаете, мне так понравилась ваша история!
В е т е р а н. Правда?
Ю н о ш а. Да, очень понравилась. Очень познавательная и полезная.
В е т е р а н. Молодец!
Ю н о ш а. Скажите, а у вас ещё есть что-нибудь такое, про то, что было раньше, про богатырей?
В е т е р а н. Есть! И много. Но я тебе вот что скажу. Людей много, и люди все разные. Раньше же не только были богатыри. Чудаков хватало. Но раньше какие были чудаки? Чудаковатые были чудаки. Сейчас тоже, скажешь, чудаки есть, но теперь-то чудак другой пошёл. Нынешний чудак тебе за просто так ничего не сделает. А вот раньше… Я знал одного! Про такого, знаешь, как говорят… Чудак-человек, говорят. Почему? А потому, что он был чудак, но человек. Познакомились мы с ним так… Расположились мы тогда с нашим отрядом в деревне, но оперативная обстановка так сложилась, что мы в этой деревне задержались. Разместились все по домам. Я у одной женщины поселился.
Ю н о ш а (усмехается).
В е т е р а н. Ну зачем ты? Чего ты хихикаешь? Она нормальная женщина была. Нормальная, но одинокая, это да. Одиноких вообще много. А когда война кругом, одиноких просто полно. Нормальная она, хорошая женщина. К тому же я же не постучался к ней, не сказал: «Здравствуйте, вы одинокая? Тогда я к вам». Нет! Я просто постучался и сказал: «Здравствуйте, я к вам».
Ю н о ш а. Понятно.
В е т е р а н. Да подожди ты. Ещё понимать нечего. Ты послушай… Разместились мы в деревне. А в деревне, знаешь ли, люди… В деревне… как тебе сказать… Ты вообще про деревню что-нибудь знаешь?
Ю н о ш а. Знаю. А чего там знать?
В е т е р а н. Да ничего ты про деревню не знаешь. Ты на руки свои посмотри. Ты вот во сколько вчера лёг, во сколько сегодня встал?
Ю н о ш а. Ну, это моё личное дело…
В е т е р а н (передразнивает). Личное дело!.. А в деревне нету личных дел. Там есть просто дело, там люди, как… Там солнце встало – и люди встали, солнце село – и люди… легли. Во как! Там, в деревне, либо спят, либо работают… потому что там люди деревенские… Люблю деревню! И люблю рано просыпаться. Помню, проснулся тогда рано. А хозяйка моя ещё раньше. И уже чего-то по хозяйству, по хозяйству. Я ей говорю: «Может, помочь чем?», а она говорит: «Нет-нет, отдыхайте». А завтрак уже на столе. Вот какая женщина! Я сел за стол, выпил молочка. В деревне же всё натуральное. И стал в окно смотреть, и даже не смотреть… а, как бы тебе сказать? Любоваться стал. А там красиво. Вот всё просто и красиво. Речка простая, лес простой. Просто и красиво! Деревенские-то уже этим не любуются, они там родились, они привыкли. Они уже на всю эту красоту внимания не обращают, для них это нормально. А для меня красиво. А у неё ещё из окна такую гору было видно… холм такой высокий. Холм себе и холм, ничего особенного, но недолго полюбоваться на него было можно.
Ю н о ш а. Большой?
В е т е р а н. Высокий! Холм или гора – они не большие, они высокие или невысокие. Ты не перебивай! А вот камень возле этого холма лежал большой. Очень большой камень! Холм этот, то есть гора, был высокий, а камень большой. Необычный камень, почти круглый. Я поэтому на него внимание и обратил. Сижу, завтракаю, любуюсь… Вдруг смотрю, по тропиночке к горе идёт мужик. А я, когда кто-то идёт, я всегда начеку. Особенно в деревне. Потому что там все люди-то деревенские. Там всегда надо быть начеку. Так вот, шёл, шёл этот мужик по тропинке, подошёл к камню и остановился. Постоял и вдруг начал этот камень толкать, то есть катить. И не куда-нибудь в сторону, к речке или в лес, а прямо в гору. А камень-то здоровый. А он, этот мужик, один. И видно по нему, что не особенно-то он богатырь. Но такой, жилистый. И толкает он этот камень. Толкает, толкает… Я увлёкся, засмотрелся, а он до середины горы его уже дотолкал, я даже подумал: «Во молодец какой!» И только я так подумал, как этот мужик то ли споткнулся, то ли камень у него вывернулся, короче, не удержал он камень, покатился этот камень вниз, и на место. А мужик постоял, покурил и пошёл откуда пришёл. Я подумал про себя, мол, мало ли. Я же не местный, может, чего-то не знаю, традиции, может, какие-то у них тут. А на следующее утро так же сижу, любуюсь, смотрю, опять этот мужик и опять к этому камню. Один. И опять начал этот камень толкать. Я посмотрел немного, подумал, может, помочь ему. А что, думаю, помогу мужику. Только я стал привставать, у него камень – раз, и вниз, а мужик покурил – и восвояси. А я свою спрашиваю, хозяйку, в смысле. Спрашиваю: «Ты не знаешь…», а мы уже с ней на «ты» были. «Ты не знаешь, тут мужик вот камень толкает? Что за человек?» А она мне, мол, даже не обращай внимания. Это, говорит, чудак наш местный. Как у него появляется свободное время – он идёт и толкает. В дождь, в снег… Зимой, весной, осенью, в другие времена года, идёт, говорит, и толкает. А я спрашиваю: «И чего?» А она, мол, пока не затолкал. Уже много лет вот так, а камень всё на месте. От него, говорит, уже жена ушла, детей забрала, к родственникам уехала, а он всё толкает.
Ю н о ш а. Дурак какой-то.
В е т е р а н. Кто?
Ю н о ш а. Да мужик этот.
В е т е р а н. Да не дурак он! Не дурак! Он чудак, ты дослушай, тогда поймёшь… Мы как-то, в общем… Как-то мы с моими боевыми товарищами собрались у меня… Ну, там, где я остановился. Моя накрыла стол, я ребят позвал. Сели, нормально посидели, закусили, выпили. Я свою меру знаю. Но в деревне пьётся по-другому. У них там, не знаю, воздух, что ли, другой какой-то, да ещё под деревенскую закуску… Короче, выпили мы сильно. Чего греха таить, перебрали. И начали мы между собой… ну, как бы это сказать…
Ю н о ш а. Драться?
В е т е р а н. Да не драться! Мы же боевые товарищи, если бы мы начали драться, мы бы начали с деревенских… Нет, так, между собой, шуткой, шутя. Правда, шутки у нас быстро закончились… (Короткая пауза.) Но друзьями мы всё-таки остались. Ты не перебивай меня! А моя хозяйка, как увидела, что мы перебрали, за мебель испугалась и всех нас вон из дому. Давайте-ка, говорит, ребятки, на воздух. Давайте, давайте, давайте! Хорошая женщина. Ну, и мы на воздух-то вышли, а силу-то девать-то некуда, силы-то и так много, да ещё пьяные. Увидели мы этот камень и друг друга начали подначивать, мол, «слабо». Ну, дураки, понимаешь. Вот это называется дураки, а не чудаки. Пьяные дураки. Ну и что? Всей гурьбой мы камень махом на эту гору закатили. А потом мы за это выпили ещё. Это уже мы зря сделали, потому что дальше я ничего не помню. Только помню, просыпаюсь, а голова… Она даже не болит, она гудит, как колокол. И кажется, голова такая большая и болит везде… Если с тобой такое случится, ты запомни: голову надо лечить, сразу. Это надо! Ты себе сразу, с утра налей. Да! Выпить будет трудно, но голову-то лечить надо. Ты себе налей… правда, если у тебя есть свободное время. Неделя или хотя бы дня четыре свободного времени, если есть – наливай. А у меня-то свободного времени не было, война! В любую секунду может что угодно случиться. Ну, на случай, если нет свободного времени, есть другой способ, особенно если ты в деревне. Ты пойди к колодцу. Набери водички колодезной студёной ведро, отпей сначала немножко или много, как хочешь. А потом всё остальное на себя вылей… И постой. Тебя ветерком обдует. Природа, она тебе всегда укажет, где твоё место, и тебя на это место поставит, запомни! И вот так стою я на месте уже, ветерок меня обдувает. Уже легче. Но боковым зрением вижу… А у меня боковое зрение очень развито, на войне без бокового зрения нельзя. Так вот, вижу я, идёт этот местный чудак к тому месту, где лежал его камень. Думаю, сейчас будет камень свой искать. А он, действительно, дошёл, огляделся по сторонам, понять ничего не может. А я-то хоть и уже обветренный, но ещё дурной. Подхожу к нему и говорю: «Молодец, закатил-таки, поздравляю». А он посмотрел на меня, осмотрел с головы до ног, молча развернулся и ушёл. Обиделся.
Ю н о ш а. А на что тут обижаться? Вы же ему помогли.
В е т е р а н. Да ты послушай сначала. Он же местный, его так просто не поймёшь. Но я чувствую, что обиделся человек. А я, когда вот такая обида возникает, мне всегда тяжело. Кое-как до вечера дотерпел, собрал ребят и говорю: «Обидели мы человека, неудобно, пойдёмте к нему сходим, поговорим». Взяли мы с собой выпить, закусить и пошли к нему. А у него домишечко на отшибе стоит. Мы пришли, постучались, всё честь по чести, мол, здравствуйте. И, должен тебе сказать, он нормальный мужик оказался. Дома у него бедненько, но порядок. Мужчина одинокий, но себя соблюдает. Усадил нас, тоже какую-то закуску достал. Посидели мы, выпили, поговорили. Ещё выпили. А он не отказывается, не пропускает. Нормальный мужик! Я тогда его в сторонку отвёл и говорю ему: «Ну чего ты обиделся? Не обижайся». А он говорит: «Да ладно, забудь уже. Проехали». А я ему: «Да я же вижу, что ты обиделся. Давай мы этот камень обратно скатим, и толкай его себе на здоровье». А он подумал и говорит: «Да нет, не надо. Теперь уже не то». А я ему: «Чего не то-то? Гора та же, камень тот же, ты тот же. Сейчас пойдём и вернём твой камень на место». А он остановил меня, взял за плечо, грустно посмотрел в глаза и говорит: «Теперь, – говорит, – уже не то». В общем, смысл такой: жизнь мы этому мужику поломали, понимаешь. Дай закурить.