Саван алой розы
Шрифт:
– Он ведь манипулирует тобой, на жалость давит! А, впрочем, делай, как знаешь, – стиснув зубы, чтобы больше ничего не сказать, Кошкин встал и принялся одеваться.
Из спальни вышел вскоре и не прощаясь. И даже закрыть за собою дверь с достоинством, как давеча сделал это Воробьев, у него не вышло. Хлопнул от души.
Светлана догнала его в передней. Закутанная в пеньюар, босая, с распущенными по плечам волосами. Красивая настолько, что Кошкин опять, как в первый раз, почувствовал, что не может эта красота достаться ему одному. За какие заслуги? Все это нелепая ошибка – что она нынче с ним. А ошибки имеют свойство
– Ты забыл, милый, – Светлана подала ему трость из дома Соболевых – не зная, разумеется, что это предполагаемое орудие убийства.
Трость он забрал накануне, думая отвезти к другому химику, не к Воробьеву. И кое-что проверить.
Светлана же, отдав трость, не ушла, а задержалась. Обвила его шею руками и поцеловала. И Кошкин оттаял, разумеется. Устыдился собственного поведения.
– Езжай к Раскатову, если считаешь нужным, – куда теплее сказал он. – Но ты ведь вернешься?
– Конечно! – искренне заверила Светлана и улыбнулась. И хоть немного вселила надежду.
* * *
Но после, расставшись, на Фонтанку Кошкин так и не поехал. Отправился по записанному когда-то в блокнот адресу и, сам толком не зная зачем пришел, позвонил в дверь.
Открыло милейшее создание в невинных кудряшках с небесного цвета глазами, глядящими на Кошкина удивленно и снизу вверх. Девчушка была не старше пяти лет – однако дверь открывать научилась. На подмогу, впрочем, сразу прибежала гувернантка:
– Дашенька, детка, ты куда? Ой… – увидела Кошкина и подхватила ребенка на руки. – Вы к Кириллу Андреичу?
– К нему, – признал Кошкин.
– Кирилл Андреич в кабинете, работают… к нам редко кто заходит. Право, Кирилл Андреич не любят, когда его отрывают, но я спрошу. Вы обождите в гостиной. Я сейчас же чаю принесу!
Гувернантка – юная девица – и сама была невероятно хороша: Воробьев жил в настоящем цветнике из прелестных дам, впору позавидовать. Гувернантка убежала спрашивать, а девчушку простодушно оставила с ним. Ребенок так и стоял, несмело глядя на него из-за спинки кресла, а потом – вдруг широко и искренне улыбнулся. Кошкин, помедлив, улыбнулся в ответ. Даже подмигнул, что привело девочку в настоящий восторг – хоть выйти из-за своего укрытия она все равно побоялась.
А Кошкина остро кольнуло что-то похожее на сожаление. Он никогда не сомневался прежде, что однажды – ни сегодня, ни завтра, но однажды – у него будут дети. Сын, похожий не на него, так на его отца – давно погибшего, но славного и честного человека. И будет дочка, столь же милая, как эта девчушка. Будет свой дом, большой и полный уюта, и будет жена, в роли которой он никого, кроме Светланы, не видел.
Светлана же ясно дала ему вчера понять, что ничего этого не случится…
Разве что Володю усыновят.
* * *
Воробьев вышел вскоре – настороженный, удивленный. От обычного своего вида на службе, подчеркнуто-аккуратного, отличался лишь тем, что был теперь в шлафроке 19 , а не в сюртуке. Поздоровался, подхватил на руки девчушку, к которому она доверчиво прижалась. Предложил сесть.
– Чем обязан? – рассеянно спросил Воробьев. – Вот уж не ожидал, Степан Егорович, снова вас увидеть, да еще и в своем доме. Вы ведь… не арестовать меня приехали?
– Нет-нет, что вы! – заверил Кошкин.
19
Шлафрок – домашний халат (прим.)
– Вам не за что извиняться, Степан Егорович, – Воробьев нервно поправил очки. – Право, знаю, что перегнул палку, но иначе я поступить не мог. Соболев – мерзавец, он не должен спокойно ходить по улицам! Я ведь ученый, у нас заведено: если уверен, что опыт удастся – нужно рисковать, чего бы это ни стоило. Вот я и рискнул. И не жалею!
– Хм… не вы ли мне рассказывали, как в юности из-за ваших опытов да рисков спалили отчий дом?
– Не спалил! Лишь немного поджег… но я вас понял. Если выяснится, что Соболев невиновен – мне тем более не место в полиции. И все же это не отменяет того, что он мерзавец!
– Множество мерзавцев спокойно ходят по улицам, Кирилл Андреевич. Однако полиция выявляет лишь тех из них, кто нарушает закон. Да и то не всех. Увы, мир не совершенен.
– Это я тоже понял, – нахмурился Воробьев. – И не утруждайтесь, чтобы хлопотать о моем увольнении: нынче с утра я сам направил рапорт. Вернусь в университет. Однако ж всегда рад буду помочь по мере возможностей.
– Вот и славно, если так. Не думайте, что стану уговаривать вас вернуться! Я привез трость и хочу, чтобы вы поглядели на нее под вашими стеклами да кое-что для меня прояснили. Ночью, полагаю, вы не осматривали ее особенно тщательно? Дело срочное, Воробьев, а искать нового химика мне не с руки. Сделаете?
Гувернантка уже принесла чай и увела девочку, так что можно было говорить свободно. Воробьев, хоть и встретил предложение хмуро, но согласился помочь. Вынул из кармана шлафрока лупу, будто всегда с собой носил, и, перейдя с тростью к окну, стал рассматривать.
А Кошкин огляделся в комнате.
– У вас уютно. Очень милая гостиная.
– Полностью заслуга моей прежней жены, – хмуро, но охотно отозвался Воробьев. – Я здесь почти что и не бываю.
– Прежней? – зацепился Кошкин. – Вам удалось оформить развод?
– Нет пока что… но, полагаю, удастся. Супруга сейчас в Европе, ее новый избранник француз, и она станет креститься в католической вере. А потому ей нужен развод любой ценою: она писала, что признает виновной себя, не имеет ко мне никаких притязаний и даже Дарью, оставит со мной. А раз так, то я смогу жениться, коли захочу.
Кошкин поймал себя, что глядит на Воробьева с оттенком зависти. Везучий сукин сын!
– Так что, Степан Егорович, – продолжил он, – вдвойне вам признателен за увольнение: наконец появится время заняться бумагами для Синода. К слову, я много думал над вашими словами… будто Александра Васильевна никогда не простит мне ареста брата. И понял, что мне невыразимо жаль будет, если не простит, и все же иначе я поступить не могу. Виновник столь жесткого убийства должен быть наказан. Я не смог бы служить в полиции ни дня, на себя в зеркало смотреть не смог бы и наслаждаться счастьем с нею – зная, что цена этому, свобода убийцы. Так тому и быть, значит, если не простит.