Саван для блудниц
Шрифт:
– Конечно… Так вот. Вы были правы, когда подумали, что причину убийства Вадика надо искать в той самой поездке в Москву… Дело в том, что среди его одноклассников и одноклассниц была одна девочка, не состоящая в их группировке… Вы же понимаете, о чем я говорю? Из скромной семьи, хорошая девочка, воспитанная, и все такое… Она была девственницей. И этот факт не давал покоя вашему сыну. Он поклялся перед СВОИМИ, что лишит ее девственности уже осенью, и сказал ей об этом. У девочки был нервный стресс, но она так никому ничего и не рассказала… Между тем Вадик не шутил. Он неоднократно подкарауливал ее в тихих местах – за школой, например, в ее же подъезде, вечером возле дома, когда вокруг ни души, – и требовал от нее откупного. То есть денег или то, что можно продать, чтобы выручить деньги. И девочка приносила ему мамины украшения,
– Как зовут девочку? Я ее знаю?
– Вера Корнетова…
– Вера? Я помню ее, такая высокая, тоненькая, с большими темными глазами. И что же?..
– Проводница вагона, в котором ехал класс, заглянув в одно купе, где были как раз ваш Вадик и парень, по описанию похожий на Олеференко, увидела следующую картину… Девочка – а это была Вера Корнетова – стояла на коленях перед Вадимом, и сами понимаете, что он ей делал, в то время как Олеференко держал ее за волосы… Девочка потеряла сознание после того, как проводница, увидев эту картину, закричала, обозвала парней самыми последними словами и, конечно же, кинулась к классной руководительнице, едущей в другом купе… Но развития эта история, как ни странно, не получила. Ларчикова постаралась замять этот инцидент. Никто не был наказан. А Вера после этой поездки стала реже появляться в школе. У них в классе есть еще одна девочка – Жанна Сенина. От нее я узнала, что было потом. Вадик не отступался от задуманного и несколько месяцев, вплоть до апреля, терроризировал Веру, звонил ей, говорил разные мерзости, а потом, в присутствии как раз Жанны Сениной, сказал ей, что если она не придет пятого апреля в кабинет географии и не отдастся ему, то они ее вместе с Олеференко и Горкиным затащат в посадки и сделают с ней то же самое, что и с интернатской девчонкой… И они бы сделали это, тем более что ваш сын, не имея ни прав, ни паспорта, уже спокойно разъезжал на отцовской машине… И тогда Жанна Сенина, девочка, о которой все в школе отзываются как о самой жестокой и распущенной в классе, вдруг пожалела Веру и написала записки Голубевой и Драницыной, в которых от имени Льдова приглашала их в тот же вечер в кабинет географии. Она даже не стремилась подделать почерк, а написала печатными буквами на авось. Она понимала, что Вера придет из страха перед будущим, перед перспективой быть изнасилованной сразу тремя одноклассниками. И она пришла, но только не в пять, а на полчаса позже. Почти одновременно с Голубевой. Потому что раньше всех пришла Оля Драницына. Они целовались с Вадиком, когда их увидела Голубева. Она разрыдалась и выбежала из класса… Оля, рассмеявшись, сказала, что она все поняла, что Льдов разыграл их, и ушла, договорившись встретиться с ним на следующий день на квартире Иоффе…
– И обо всем этом знала Жанна?
– Да, представьте! А потом, дождавшись, когда девочки уйдут, в кабинет вошла Вера… Ваш сын курил возле открытого окна и разговаривал с нею даже не поворачивая головы. Жанна Сенина, которая подсматривала за ними в замочную скважину и которая, как она мне призналась, была готова вступиться за Веру, глазам своим не поверила, когда Вера достала из пакета, из обычного полиэтиленового цветного пакета, топор и, продолжая разговаривать с Вадимом…
– Подождите… Вы соображаете, что говорите?! Вера?! Это она?.. – Вероника дрожащей рукой достала из сумочки пачку сигарет, извлекла одну и закурила в сильнейшем волнении.
– Да. Он приказал ей запереться на швабру (что она, кстати, и сделала) и начать раздеваться. А Вера, ухватившись за топор обеими тоненькими руками, подняла его над своей головой и опустила… Жанна не могла отойти от двери – она словно приросла лбом к скважине… ОНА ВСЕ ВИДЕЛА. Потом Вера взяла тряпку, которой стирают с доски мел, протерла топор и выбросила его из окна, предварительно высунувшись и убедившись, что там, на газоне, никого нет… Я спросила Жанну, какое же у Веры при этом было лицо, и знаете что она мне ответила?
Вероника сидела, опустив голову и прикрыв ладонью глаза.
– Она сказала, что у Веры НЕ БЫЛО ЛИЦА. Там был только «белый страх». Она так и сказала… Жанна Сенина… Потом она убежала, чтобы Вера ее не увидела,
– А Голубева? Значит, это не она была свидетельницей? Значит, ее не убили?
– Нет, она не хотела отравиться до смерти, хотела просто попугать Льдова, чтобы он обратил на нее внимание, но не рассчитала… И это мне тоже, представьте, сказала Жанна Сенина. А она слышала это от самой Наташи, которая просила ее раздобыть немного димедрола или другого снотворного. Вы можете мне, конечно, не поверить. Но я… я была у Корнетовых, ездила к ним в деревню…
Юля побывала там вместе с Харыбиным и разговаривала с матерью Веры. Они представились социальными педагогами, прибывшими из областного центра для составления списка малообеспеченных детей. Говорили ни о чем и обо всем… Юля спросила, как учится Вера в новой школе, и услышала: «Отличница». А ведь когда она подъезжала к дому Корнетовых, то, представляя себе разговор с ее матерью, больше всего боялась услышать, что Веры больше нет, что она умерла… Или кричит по ночам.
– Ну и как там она? – спросила Вероника, закуривая следующую сигарету.
– Жизнь продолжается… Теперь, когда вы все знаете, сами решайте, что делать…
– А что Пермитин, – Льдова неожиданно отошла от темы, – этот убийца? Его схватили?
– Нет… Он сбежал… Объявлен в розыск.
Юля вспомнила, как нервничала, когда люди Корнилова вместе с прибывшим подкреплением прочесывали посадки вдоль трассы, ведущей из аэропорта в город, чтобы найти могилу настоящих Пермитиных, и как вздохнула облегченно, когда захоронение было найдено: она оказалась права. Ее версия, над которой она работала беспрестанно, не посвящая в нее (из-за кажущейся абсурдности!) НИКОГО, оказалась единственно верной. Никто не знал, сколько труда она положила на то, чтобы разыскать газеты с упоминанием поселка Дражный. И если бы не Соболев, который так поддержал ее и помог конкретными делами, причем не задавая лишних вопросов, навряд ли ей удалось бы собрать столько материала для обвинения Ирганова. Ведь только узнав об украденных самородках, она начала строить свою версию.
– Но его все равно найдут… – Юля не могла сказать правду.
Ирганов был схвачен в аэропорту Домодедово спустя три дня после того, как с помощью Харыбина и Корнилова было возбуждено уголовное дело против «гр. Пермитина М. Я.». Возможно, Бурмистров так и вставлял бы палки в колеса, тормозя следствие и пытаясь отвести подозрения от «Пермитина», и без того принесшего ему великое множество хлопот, если бы не приехавшая из Москвы столичная группа следователей, занимающихся делом чеченской террористической группировки, на которую работал и Ирганов. Под таким нажимом не выдержал и могущественный покровитель преступника (лицо, судя по степени давления на высшие чины областного УВД, второе или третье после губернатора) – ловушка, дверцу которой долгое время держали открытой, наконец захлопнулась…
Юля не рассказала Веронике о поимке Ирганова, поскольку эта информация держалась в секрете и в интересах следствия не подлежала разглашению.
– А как Оля Драницына?
– Поправляется.
– Охрану сняли? Или ее не снимут, пока не схватят Пермитина?
– Нет, не сняли… – Лгать было трудно, тем более что Вероника смотрела прямо в глаза.
И вдруг:
– Как она учится? – Льдова подняла на Юлю мокрые от слез глаза и прикрыла ладонью дрожащие губы. – Как учится эта… Вера Корнетова?
– Отличница.
– Ну и слава богу… Закрываем дело. Это все, что мне хотелось узнать. И не трогайте девочку. Это возможно?
– Как скажете… – прошептала Юля.
Поезд увозил Юлю в Москву, к маме. Вот и еще одно расследование позади. Позади, как вся ее прошлая жизнь, полная переживаний, непонятных чувств и бесчисленных вопросов. Она даже не осталась на свадьбу Крымова – не смогла. И с Харыбиным не попрощалась как следует – тоже смелости не хватило. Только Шубин, милый Шубин проводил ее на вокзал и посадил на поезд. Он был удивлен, когда узнал, что она никому не сообщила точную дату своего отъезда.