Саван для блудниц

Данилова Анна

– Но ведь Крымова она не боится.

– Значит, и Крымов не для нее.

– Слушай, Игорек, ты пришел ко мне из-за Масловой?

Шубин молча смотрел на таз, в котором лежала печень – жуткое зрелище, – и почему-то не мог решиться на то, ради чего он и приехал к Чайкину.

– Вообще-то я заявился сюда, чтобы кое-что проверить. Но у меня нет никаких причин задавать тебе вопрос, который не дает мне покоя вот уже несколько часов…

– Игорь, ты говоришь загадками. Говори, что еще случилось? Ты хочешь спросить, когда Крымов в последний раз выдавал мне гонорар? Отвечаю – в прошлом месяце. Так что с этим все в порядке. Но я ему уже давно сказал, что работаю на вас не из-за гонорара. Меня

деньги никогда по-настоящему не интересовали. Другое дело, их можно накопить и поехать, скажем, летом на юг или купить себе машину, пусть даже и подержанную, как это сделал мой коллега Тришкин. Он вообще хитрый, и у него всегда есть деньги. Иногда мне кажется, что он их печатает… Представь, он пару месяцев тому назад купил себе «Фольксваген». Тришкин – патологоанатом! Спрашивается, откуда у него такие деньжищи?!

– Так спросил бы…

– Не мое это собачье дело… Но мы, кажется, отвлеклись. Я слушаю тебя, Игорек. Что ты хочешь от меня услышать?

– Понимаешь, во всей этой истории с Белотеловой есть пробел. И на мой взгляд – существенный пробел. Мы с Земцовой все ходим вокруг да около и не узнали до сих пор самого главного…

– И что же?

– Какую роль в истории с покупкой дешевой квартиры играл АГЕНТ САША. А ведь надо быть законченным идиотом, чтобы продать за бесценок эту квартиру, причем, мне кажется, что бывший хозяин продал квартиру с мебелью, иначе когда бы Лариса успела ее обставить. Ну скажи, Леша, какой смысл было ему продавать ее за четверть цены, когда на этой сделке можно было запросто заработать кучу денег?…

– Понятия не имею. Разве что сам хозяин поставил перед ним такие условия, чтобы сделка совершилась в кратчайшие сроки. Может, ему срочно понадобилось куда-нибудь уехать?

– Именно так. Белотелова сказала, что бывшему владельцу срочно понадобилось уехать в Москву, у него там умер кто-то из родственников. Но разве это причина для того, чтобы потерять ТАКИЕ ДЕНЬГИ? Леша, я ничего не понимаю, и мне, представь, не с кем об этом поговорить. Юля улетела в Петрозаводск – наводить справки о Ларисе, Крымов по уши занят убийством одного девятиклассника…

– Льдова?

– Вот-вот. А Щукина… вот она-то мне как раз и нужна, чтобы поскорее выяснить, что же такое было разбрызгано на зеркалах… Я запутался, честное слово. Я не могу понять, как может быть связано убийство Масловой с Белотеловой.

– Ты собирался мне что-то сказать.

– Да. Я собирался спросить тебя, не встречался ли тебе в течение последнего месяца человек… точнее, труп молодого парня, невысокого, коренастого и крепкого, рыжего, со светлыми глазами… в клетчатой рубашке? Я понимаю, что скорее всего это мои домыслы и фантазии, но слишком уж все странно…

Чайкин молча, лишь кивком головы позвал его за собой в холодильную камеру, где, выдвинув один металлический ящик, показал ему труп молодого мужчины с рыжими короткими волосами, слипшимися на виске от спекшейся крови.

– Не этот, случайно?

– З-зубы, покажи зубы… передние…

Чайкин указательным пальцем поднял верхнюю губу мертвого парня, и Шубин увидел, что от одного переднего зуба отломан кусочек.

– Кажется, это он.

– Его убили еще в начале месяца. Выстрелом в голову. Этим убийством занимается прокуратура. Точнее – ЗАНИМАЛАСЬ.

– Не понял.

– И не поймешь. Но, учти: я тебе ЕГО не показывал. Так-то вот. А теперь иди. Я позвоню тебе вечером.

Ошарашенный Шубин на ватных ногах вышел из морга и поехал домой. По дороге ему позвонил Крымов и назвал фамилию бывшего хозяина квартиры: Пермитин.

* * *

Отец без разговоров дал ей адрес Сперанского; он вообще поумнел со дня их последней встречи – так, во всяком случае, показалось Тамаре. Ведь обычно

он расспрашивал ее о том, как прошел у нее день, как дела в школе и прочее из дежурного набора вопросов, а теперь, после того как он оставил их – Тамару и Сперанского – одних на целую ночь и без его, отцовского присмотра, он даже не спросил, как провели они время или хотя бы о чем они говорили. И это вместо того, чтобы, во-первых, извиниться за свое бегство и видимую причастность к заговору и, во-вторых, хотя бы сделать вид, что он обеспокоен тем, как сложились или не сложились отношения единственной и любимой дочери с его лучшим другом. Поведение отца можно было бы охарактеризовать как верх тактичности – он сделал вид, что ничего особенного не произошло, а если и произошло, то не стоит забывать, что все кругом взрослые и зачем портить себе и окружающим настроение каверзными и пошлыми вопросами типа «было – не было». Тамара не дурочка и прекрасно понимает, что если отец оставил ее на ночь в обществе взрослого мужчины, значит, это следует воспринимать как благословение. С одной стороны, Томе, как маленькой женщине, это льстило, а с другой – она чувствовала себя чуточку несчастной из-за того, что отец мог так легкомысленно поступить с ней, ничего не объяснив и, главное, не предупредив о своих планах…

Но все ее волнения, связанные с отцом, остались позади – теперь ее интересовал только Сперанский. И кто знает, переживала бы она так остро его уход, проведи он с ней ночь в постели… В том-то и дело, что он ушел, бросил ее в тот самый момент, когда все только начиналось, и ощущения эти были так свежи и остры, что она чуть не заплакала, когда услышала звон ключей и поняла, что вернулся отец. Бросившись к нему на шею, она залилась слезами, как делала это в той, прошлой, детской жизни, когда, повиснув на шее у папы, можно было облегчить душу какими-то признаниями-сомнениями и, конечно, потоками теплых и соленых слез.

– Папа, он ушел неожиданно и ничего мне не сказал… Пожалуйста, дай мне его адрес, и я спрошу его хотя бы, что же такое случилось… – канючила она ему в ухо. – И не запрещай мне с ним встречаться…

Перепелкин молча достал записную книжку и переписал ей оттуда все телефоны и адреса Сперанского, какие только у него имелись.

– Ты завтракала? – спросил он, словно это было сейчас самым важным.

– Он приготовил завтрак, но мне кусок в горло не лезет…

В школе Тамара даже смотреть не хотела на Горкина, за одну ночь он стал ей противен до отвращения. И когда он подошел к ней на перемене и сказал, что «вечером собираемся», она фыркнула и ушла на другой этаж, где всю перемену простояла у окна, представляя себе фигуру Сперанского на залитой солнцем спортивной площадке перед школой.

А потом она села в автобус и поехала на Садовую, где неподалеку от областной больницы находился офис Сперанского. Она нашла серое высотное здание и, наугад перемещаясь по мраморным коридорам и узким белым лестницам, позабыв о существовании лифтов, нашла-таки фирму «Пласт». В уютной и крохотной приемной ее встретила улыбчивая и донельзя размалеванная секретарша.

– Это завод пластмассовых изделий? – спросила Тамара, чувствуя на себе оценивающий взгляд потенциальной соперницы.

– Да, а вы к кому?

– А где же сам завод? И почему у вас такой маленький офис? Где директор?

– Девушка, вы задали столько вопросов… Вы к кому, я спрашиваю?

– К Сперанскому Игорю Сергеевичу. Я – его племянница.

– Извините, но его сейчас нет.

– А где же он?

– Как раз на заводе. Но это далеко, за городом. Он должен вернуться часа через полтора, у него назначены здесь две встречи. Если хотите, можете его подождать, только представьтесь, пожалуйста, а я ему сейчас перезвоню и спрошу, как быть с вами…