"Савмак"
Шрифт:
Старики своё сердце смирили, покорившись решенью Сколота,
По сынам своим справили тризну, после лагерь походный свернули
И на север отправились споро по дорогам почти позабытым.
И хоть мало сколотов осталось, а обоз их ломился богатством,
Имя громкое воинов грозных им служило надёжной защитой.
Долог путь был по узким теснинам меж равниной морской и Кавказом,
Что, вздымаясь отвесной стеною, делит Землю на Юг и на Север.
Наконец расступилися скалы, открывая родные просторы,
На которые с радостным плачем устремились седые сколоты.
Только вдруг старики увидали ров глубокий, им путь преградивший,
За которым стена возвышалась. Сотни воинов юных, безусых
Со стены той грозили оружьем старикам, удивлённым немало
Неожиданной этой преградой. На приказ стариков пропустить их,
Молодые ответили дерзко грубой бранью, насмешливым свистом
И советом уйти, пока целы, за высокие горы обратно -
Здесь давно они всеми забыты! Не стерпевши жестокой обиды
От юнцов безбородых, безусых, поседевшие в битвах сколоты
Устремились на штурм укрепленья, чтоб телами насмешников дерзких
Ров глубокий наполнить до верха. Только мало сколотов осталось,
А противников впятеро больше, и сколотское грозное имя,
Видно, здесь никому не знакомо! Безбородое племя отважно
Отразило атаку сколотов. Старики отступили уныло:
Как же в степи родные прорваться? И сказал царь Сколот,
Что едва уж держался на коне, утомлённый годами:
"Тридцать лет мы гуляли по свету, всех врагов побивая жестоко.
Что за племя младое, спросите, на пути нашем встало отважно
И впервые сколотов побило? Чьих отцов, матерей они дети?"
Отвечали бойцы молодые, похвалою польщённые старца,
Что их матери - жёны сколотов, потерявшихся где-то безвестно,
А отцы же у них - киммерийцы, что сперва пребывали в полоне
У сколоток отважных, а после им пропавших мужей заменили.
И сказал тогда воинам старым царь Сколот своё верное слово:
"Не родятся бесстрашные волки от трусливого пса и волчицы!
От раба, поражённого страхом, не народится воин отважный!
Посему, вы мечи свои спрячьте, в руки плети с бичами возьмите,
И ударами прочь прогоните это стадо трусливых ублюдков!"
Старики положили оружье и пошли на преграду с бичами.
Услыхавши их властные крики и бичей угрожающий посвист,
Побледнев, затряслися от страха дети подлых рабов-киммерийцев,
Что с отцовскою кровью впитали жуткий страх перед плетью хозяйской.
Побросавши от страха оружье, со стены они прочь разбежались,
А иные в пыли распростёрлись, со слезами моля о пощаде.
Так вернулося войско Сколота, поредевшее в битвах кровавых,
Из полуденных стран закавказских на просторы степей полуночных,
Тех, что станут отныне родными таргитаевым внукам отважным.
А Сколот, своё дело закончив, отошёл в мир иной с лёгким сердцем.
Возле гор вековечных Кавказских, что взметнулись до самого Неба,
В ледяные шеломы одеты, появилась гора молодая.
Под горой той в шатре деревянном, среди многих бесценных сокровищ,
Схоронили сколоты по-царски, вместе с верным конём и женою,
Колаксаева младшего сына, отдыхать после подвигов славных,
И обильную справили тризну. Ну а власть над народом сколотским
Меж собой разделили по-братски трое внуков героя Сколота:
Иданфирс, Скопасис и Таксакис - удалого Партатия дети.
Вот какие легенды напомнил царю Скилуру и его наследнику Палаку придворный певец-сказитель Гнур в предыдущие дни. Сегодня настал черёд спеть излюбленную скифскую былину - о победе сколотов над бесчисленным, как утренняя роса на траве, воинством персидского царя Дарьявуша.
Скилур издавна любил песни о своих героических предках и всегда держал лучшего из гусляров-сказителей близ себя. Последние тридцать с лишним лет этим счастливцем был Гнур. Не зная под крылом царя нужды ни в еде, ни в питье, ни в одежде, Гнур с годами раздобрел, оброс жирком, пристрастился к доброму заморскому вину, обленился, но память его была по-прежнему крепкой и ясной, а голос - сильный и звонкий, правда, ставший слегка шепелявым из-за нескольких выпавших по старости зубов. Тонкие седые волосы на его маленькой округлой голове сильно поредели. Под большими, круглыми, как у филина, серыми глазами, разделёнными небольшим узким носом, набрякли тяжёлые свинцовые мешки. Вокруг широкого рта с синюшными слюнявыми губами росли редкие усы и неряшливо раскудланная короткая бородёнка. В толстой коричневой мочке левого уха, будто мхом поросшего грязно-седыми волосами, блестела лунным серпом серебряная серьга. Несмотря на жару, одет он был в добротные кожаные штаны и кафтан поверх расшитой широкими яркими узорами рубахи и обвешан костяными, каменными, медными, серебряными и золотыми фигурками-оберегами. На ученике его были только узкие холщовые штаны и тонкая, красочно расшитая льняная сорочка, перетянутая в узкой талии тёмно-красным шнуром с кистями на концах.
Каждый певец-сказитель постоянно имел при себе одного-двух учеников, которым помалу передавал по наследству бережно хранимое в своей голове богатство. Конечно, прежде всего, гусляр старался передать своё почётное и прибыльное дело собственным детям и внукам, но далеко не все из них обладали необходимыми для этого способностями или желанием. Потому гусляр часто брал в ученики мальчиков 10 - 12-ти лет с цепкой памятью и звонкими, приятными для слуха голосами, из числа своих близких и дальних родичей или соседей. Учитель кормил их, одевал-обувал, учил игре на гуслях; они же повиновались ему, как дети отцу, и трудились на него, как рабы на хозяина. Внимая учителю, подростки постепенно слово в слово запоминали его сказы, песни и былины. На то, чтобы заучить назубок весь необъятный скифский эпос у них уходило, в зависимости от способностей, от пяти до пятнадцати лет.
Отцы небогатых семейств охотно отдавали сыновей в науку сказителям: певец с гуслями на плече всегда был и будет самым желанным гостем у любого скифского костра. Выдержав однажды строгую проверку на каком-нибудь празднике - ни разу не сбившись, не перепутав слова и получив одобрение учителя и хвалу многочисленных слушателей - ученик покидал учителя со своими гуслями на плече и обзаводился собственными учениками.
У царского любимца Гнура было аж три ученика, младший из которых - 14-летний Максагис - был внуком его сестры. Ему-то и пришёл черёд в это утро сопровождать учителя в царский шатёр.