Савва Морозов
Шрифт:
На протяжении многих лет Морозов постоянно помогал людям. Не только деньгами: как никто другой, он умел устраивать чужие дела. Так, по свидетельству М. А. Крестовниковой, «в первый раз Савва проявил свои чисто дипломатические способности», когда завязался роман между его красавицей-сестрой, Юлией Тимофеевной Морозовой, и Григорием Александровичем Крестовниковым. Это случилось в конце 1870-х годов. Савва Тимофеевич, которому в тот момент было около шестнадцати лет, старательно оберегал старшую сестру от козней недоброжелателей, которые пытались развести эту пару. Кроме того, «он в это время стал поверенным Юлии и ее помощником в ее отношениях к Грише. Весьма чуткий и понятливый, он угадывал всякий ее взгляд. Устраивал, чтобы они оставались одни. Занимал лишних гостей. Отвлекал на себя внимание других, когда видел, что они уж слишком увлеклись друг другом». [88]
88
Музей
С тех пор прошло много лет, но Савва Тимофеевич всё так же охотно помогал устраивать дела — не только родственникам, но также людям малознакомым, а то и вовсе чужим. Так, Н. А. Варенцов приводит в воспоминаниях занятный эпизод, случившийся на Нижегородской ярмарке и рассказанный ему самим Морозовым. Савве Тимофеевичу, как «…председателю ярмарочного комитета, полагалась бесплатная казенная квартира в Главном доме на ярмарочное время… Для услуг при казенной квартире имелся у него мальчик-«казачок». Однажды поздно вечером, придя к себе спать, Савва Тимофеевич отпустил мальчика спать, а сам засел читать корреспонденцию… Было поздно, в передней раздался звонок, потом второй, третий. Он встал, чтобы разбудить мальчика, но мальчик так крепко спал, что разбудить его не удалось, тогда он пошел сам отворить дверь. Перед ним стояла дама, изящно одетая, под вуалью, и говорит: «Савва Тимофеевич! Простите меня великодушно, что я побеспокоила вас в такое позднее время, разрешите поговорить с вами о важном для меня деле. Я с вами знакома», — и поднимает вуаль. Савва Тимофеевич узнал ее: встречался с ней у своих знакомых.
«Пожалуйста, войдите — я к вашим услугам!» — «Со мной произошел, — начала она, — странный и неприятный случай: идя около пассажа, почувствовала себя дурно, прислонилась к стене из-за боязни упасть; в это время проходит мимо меня какой-то негр, но весьма приличного вида, видя мое такое состояние, предлагает мне руку и ведет к витрине, где продается вода; я выпиваю стакан воды и теряю сознание… Какой же был мой ужас, когда я пришла в себя: лежу на кровати, в незнакомой мне комнате, и здесь же находится негр, помогавший мне во время моего головокружения. Я начала кричать, плакать. Является прислуга, потом полиция, составляют протокол. После чего я узнала, что это араб-артист из какого-то кафешантана, я тоже принуждена была сказать, кто я. Представьте же мое положение: муж — известное лицо в здешнем обществе, у нас дети… я опозорена! — и начала плакать. — Обращаюсь к вам, зная ваше хорошее отношение к губернатору Баранову, с просьбой переговорить с ним об уничтожении протокола. Вы этим спасете мою жизнь и снимете невольный позор с меня и с моей семьи».
«Я дал ей слово обязательно переговорить с Барановым — завтра же утром. Она с благодарностью ушла. Мне перед ее приходом хотелось спать, но это приключение с дамой меня взволновало, и я опять сел за стол, думая, какие в жизни бывают случаи! Слышу опять звонок в передней, решил, что, по всей вероятности, дама вздумала мне еще что-нибудь добавить. Опять пошел отворять дверь и увидал даму под вуалью, но уже другую». Одна за другой к Морозову пришли еще две дамы, изложившие такую же просьбу, как и первая: уничтожить протокол допроса. Как позже выяснилось, виной случившемуся был купец, который, хорошенько выпив с приятелем, неожиданно пропал из города. В поисках загулявшего коммерсанта полиция начала обыски «секретных номеров» в гостиницах, где и обнаружила упомянутых дам. Савва Тимофеевич всем трем пришедшим к нему женщинам дал обещание уничтожить протокол — и выполнил его на следующий же день, переговорив с нижегородским генерал-губернатором H. М. Барановым.
Савва Тимофеевич любил и умел поддерживать тех, кто был стеснен в средствах и в ком он прозревал талант. Так, один из учеников драматической школы при МХТ — Николай Афанасьевич Подгорный — получал стипендию от С. Т. Морозова; [89] впоследствии он стал крупнейшим актером театра и кино, заслуженным деятелем искусств РСФСР.
Александр Валентинович Амфитеатров за границей написал мемуарные заметки. Вспоминая в них Морозова, автор отмечал, что, оказывая помощь, Савва Тимофеевич действовал бескорыстно: «Однажды в Петербурге он оказал мне величайшую услугу в одну из самых трудных и мучительных минут моей жизни. И с такою простотою, точно сделал самое обыкновенное дело, а не вынул постороннего ему и почти чужого человека только что не из петли». [90]
89
В Архиве МХАТа отложилась приходно-расходная ведомость за период с 15 июня 1904 года по 15 июня 1905 года. В частности, там сказано: «Счет стипендии имени С. Т. Морозова. Выдано ученику Н. А. Подгорному
90
Амфитеатров А. В. Из литературных воспоминаний // Руль. 1922. № 553. 23 (10) сентября. С. 2.
За свою жизнь Морозов помог многим. Кого-то пристраивал работать к себе на фабрику или в имение, кто-то получал от него добрые советы и рекомендации, за кого-то он мог замолвить словечко перед сильными мира сего. Но все-таки основной поддержкой, которую испрашивали у Морозова, была материальная помощь. Савва Тимофеевич иной раз бывал по-королевски щедр. Но оказывал благоволение не всем. Только тем, кто, с его точки зрения, заслуживал этого: Морозова восхищали люди сильные духом, целеустремленные, волевые. Отмечал Морозов и людей другого склада — тех, кто не заискивал перед его богатством. Ведь, говоря словами А. В. Амфитеатрова, «немного людей в России слышали столько лести, как Савва Морозов в… дни своего «политического успеха». Марк Алданов писал: «По своей работе он постоянно встречал и людей первого сорта. Эти перед ним не лебезили и на нем не наживались; разве только, когда отдавали ему свой труд, то получали несколько больше, чем их труд стоил. Впрочем, при всей своей щедрости, он бывал требователен и слишком уж переплачивать не любил».
От природы этому замкнутому человеку была предуготована роль наблюдателя, созерцающего реку жизни и встречающихся ему на пути людей, неспешно ведущего хронику памяти. Даже за собой, за своими поступками он наблюдал отстраненно, со сдержанным любопытством — как за действиями другого человека. Владимир Иванович Немирович-Данченко, говоря о купце, отмечал: «Голова его всегда была занята какими-то математическими и… психологическими расчетами».
Если бы его старший брат возглавил семейное дело и Савва Тимофеевич мог в полной мере распоряжаться своей жизнью — что ж, возможно, из него вышел бы неплохой ученый. Однако происхождение навязало ему иную роль — роль предпринимателя.
Савве Тимофеевичу удалось переломить собственную природу: в ходе многолетней, тяжелой, кропотливой работы над собой он заглушил созерцательность натуры и вырастил в себе практичного дельца. И даже, преодолев природную замкнутость, научился быть душой компании. Во всяком случае, играть данную роль в тех случаях, когда это приносило пользу делу. Тогда усилием воли он оставлял наблюдательный пост и выходил «наружу», во внешний мир. Однако внутренний наблюдатель никуда не исчезал. Даже и в зрелом возрасте Морозов существовал как бы внутри своей головы: для него собственные мысли и переживания были важнее любых событий, происходящих вовне. Подмечая, сравнивая, анализируя, Морозов приходил к определенным выводам, — и только после этого начинал говорить или действовать. «Бегающие глаза стараются быстро поймать вашу мысль и быстро сообразить. Но высказываться не торопится: выигрывает тот, кто умеет выждать». [91]
91
Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 123.
Умение выждать было одной из особенностей характера Саввы Тимофеевича. Оно проявлялось не только в словах, но прежде всего — в поступках. Глубокий аналитический ум, склонность проникать в суть проблемы, умение строить долгосрочные прогнозы — всё это заставляло Морозова не торопиться в действиях, выжидать благоприятный момент, отказываться от тех дел, в благополучном исходе которых он сомневался. Савва Тимофеевич предпочитал действовать наверняка. Не в его обычае было тратить понапрасну собственное время, силы и деньги.
В начале 1890-х годов Савва Тимофеевич изъявил «намерение заняться общественными делами и занять подобающее положение среди купечества». Купец Н. А. Варенцов приводит следующий эпизод: «Группа лиц, организовавшая Среднеазиатскую выставку, при выборе членов комитета выставки выдвинула его в члены, и он был выбран единогласно… В то время значительная часть купечества относилась отрицательно к этой выставке и ожидала полного провала ее. Савва Тимофеевич принял с охотой эту обязанность, но ни разу не посетил заседаний комитета во время ее организационных работ, то есть в то время, когда он всего больше мог бы принести пользы для дела. Посещение же им комитета началось только… когда успех выставки был несомненен — после принятия звания почетного председателя выставки великим князем Сергеем Александровичем». [92]
92
Варенцов Н. А. Указ. соч. С. 515.