Саянский дневник
Шрифт:
После осыпи — крутой травянистый склон. Мы из последних сил поднимаемся вверх, видя гребень перевала уже совсем близко.
И вот мы наверху. Под нами уходит влево долина притока Кизира, вправо виден невысокий перевальчик, а за ним — хаотическое нагромождение серых вершин.
Интересно, как резко меняется характер хребтов, открывающихся с перевала. В долине, из которой мы поднялись, — жизнерадостные зеленые склоны, и только вершины хребтов обнажены. А впереди — голые скалы, обветренные и разрушенные, с длинными хвостами серых осыпей. От них веет чем-то древним, и невольно ощущаешь, сколько веков протекло над этими вершинами, сколько прошумело гроз и проплыло облаков, чтобы от утесов откололось столько глыб и чтобы эти глыбы успели врасти в землю.
Долго думали, как бы назвать перевал, но так и не сошлись в мнениях.
Мы быстро и без происшествий спустились в узкий распадок ближайшего ручья, немного прошли по нему и вылезли на площадку с густой и мягкой травой. Рядом, на круглом бугре, торчала одинокая сушина и большими пятнами белая ягель. А что еще нужно человеку и оленю для ночевки? На площадке на альпенштоках растянули палатку, разожгли костер. Леха все время требовал экономии дров, боясь, что их не хватит на утро, но сухой кедр горел жарко, и скоро уже кипела каша и чай, в плоской кастрюле тушилось мясо.
После ужина все забрались спать, остались только дежурные (Алик и Мика) печь хлеб, да еще я воспользовалась своим правом писать дневник в свободное время после отбоя.
Вечер был замечательный. Там, где село солнце, облака разошлись веером. За перевалом, откуда мы пришли, вставала луна. Мы не видели ее, но тот склон был уже освещен, и гребень светился зеленоватым призрачным светом. На бугре позванивал подвешенными к шее крышками от котелков олень, и изредка на фоне неба вырисовывался его силуэт с развесистыми рогами, точно вырезанный из черной бумаги.
Наконец, луна взошла над хребтом и осветила долину. Кругом в холодном лунном свете возвышались древние горы. Как они стары, мы поняли, увидев в распадке большой серый камень, вся верхняя часть которого превратилась в мелкую пыль.
Перевал единодушно решили назвать Лунным.
3 сентября
Сашина коленка, кажется, проходит, он уже перестал хромать.
Идти сегодня легко и приятно — солнце затянулось облаками, прохладно, под ногами ровная поверхность перевальной возвышенности, поросшая мхом и негустой травой. По мху во всех направлениях проходят изюбровы тропы, а на сырых местах хорошо видны следы копыт. Мы двигаемся на невысокий перевал, с которого рассчитываем спуститься в долину Орзогая. На перевальной точке садимся. Вниз уходит веселая зеленая долина, сворачивающая влево. Над ней, немного правее, возвышается скальный массив с острыми вершинами — Орзогайская колючка. В том, что это она, теперь, нет никакого сомнения — отсюда все вершины и выступы совладают с фотографией Федорова.
Лешка полез по гребешку перевала выше, что-то кричит. Тут же выясняется, что где-то поблизости живет эхо.
Спрашиваем у него:
— Кто украл хомуты?
И оно отвечает:
— Ты!
— Есть ли в долине вода?
— Да!
И, наконец, на вопрос:
— Кто у нас в группе свинья?
— Я!
За такую самокритику было решено присвоить перевалу имя Эхо.
Пока мы вели разговоры с эхом, небо потемнело, заурчал гром. Сзади на нас надвигалась грозовая туча. А впереди, в долине, из тумана вдруг родилась радуга, сначала одна, потом другая. Они образовали нежную переливающуюся арку, опирающуюся на зеленые склоны. И мы спустились с перевала прямо под ее дрожащие своды, еще не зная, что ждет нас за этими радужными воротами.
Закапал дождь. Долина оказалась суровой и мрачной. На крутых склонах черная пихтовая тайга, к небу поднимаются сухие вершины и одинокие пихты. Идя по ней, мы вдруг обнаруживаем, что предполагаемый Орзогай сворачивает совсем не туда, куда ему полагается сворачивать по карте. Все три компаса в исправности, а, значит, мы просто пошли не по той долине. Надо бы взобраться на верх хребта и сориентироваться, но в такую погоду это бессмысленно.
Льет проливной дождь. Мы уже мокрые до нитки, под штормовками промокли ковбойки, и вода холодными струйками стекает по спине. Пора становиться на ночевку, но нет подходящего места. Наконец проходим таежку, за которой уже не видно леса — только высокотравье и ольховник. Приходится останавливаться.
Пока вскипает каша и чай, все успевают переодеться в сухое и забиваются под тент. Сушиться у костра нет никакого смысла: сверху так и льет. О выпечке хлеба тоже не может быть и речи.
Засыпаем под монотонный стук дождя по тенту. А кто-то еще сегодня говорил, что погода нас балует.
4 сентября
Просыпаемся от того, что палатка вздрагивает и хлюпает. Владик, точно подброшенный пружиной, выскакивает из мешка в одних носках и успевает схватить отвязавшегося оленя. Тот на прощанье прошелся по оттяжкам нашей палатки и тем самым сообщил о своем побеге.
«На улице» все та же серость. Сквозь туман видна только вершина противоположного хребта с редкой щеткой тощих черных пихт. Но скоро и ее закрывает белесая мгла. Дождь то усиливается, то проходит, и тогда по тенту только изредка стучат крупные капли, падающие с деревьев.
Мы проснулись и томимся неизвестностью. В таком тумане невозможно ориентироваться, а нам это необходимо.
Однако долго вылежать не удается. Первым вылезает Алик и разжигает костер, потому что «когда горит костер, веселее жить».
На предложение дежурных готовить завтрак завхоз ответил, что завтрака не будет. Это реакция на потерю ориентировки и внеочередную дневку. Есть сегодня будем днем и вечером. Побродив вокруг костра, залегаем обратно в палатку. Саша изучает книги Федорова, стремясь узнать, куда же мы попали, завхоз с Владиком затеяли игру — «морской бой», я, затиснутая между лежащими, тщетно пытаюсь писать дневник, то держа тетрадь на весу, то пользуясь спиной Владика, как пюпитром. Но эта спина ежеминутно содрогается от раскатов «морского боя»: Алик топит корабли противника один за другим. То и дело слышится:
— А-2. Мимо.
— И-6. Попал.
— Е-4. Потопил.
Точно мы не затеряны где-то в центре Саян, в таежных дебрях, а сидим на скучной лекции в аудитории 214.
Саша, наконец, выяснил, куда мы попали. На этот раз все приметы совпадают, и уже нет никаких сомнений. Мы находимся в долине Белой Валы, а сейчас сидим на Агульском хребте. Крутой склон напротив нас — это Кинзелюкский хребет, а проход в виде трубы ведет к Ванькину ключу и Сурунце.
Часа в три дождь усиливается, и в его струях начинают проскальзывать отдельные белые хлопья. Температура резко упала — уже всего 3°. Хлопья летят все чаще, и вот уже вместо дождя метель. Пихты напротив палатки видны, как сквозь белую сетку, а Кинзелюкский хребет скрылся за сплошной пеленой падающего снега.