Сайберия. Разрушитель
Шрифт:
– Едут! – завопил староста. – Наши едут!
Неподалёку тут же, словно ожидая сигнала, хлопнула дверь избы, потом ещё одна. На улицу начали высыпать люди – по одному и целыми группами. Буквально минуту спустя у ворот образовалась уже целая толпа деревенских. Поначалу просто глазели – на дорогу, на обугленную тушу носорога, на нас. Но потом занялись делом – несколько мужиков, облепив створку сломанных ворот, начали оттаскивать её в сторону, чтобы не загораживала проезд. Ещё несколько, подхватив вёдра, побежали за водой к реке, чтобы окончательно затушить всё ещё
Наш отряд, сгрудившись чуть в стороне от деревенских, тоже наблюдали за прибытием гостей, пока решив не вмешиваться. Это была странная процессия – десятка два измождённых, грязных, оборванных людей, в основном пеших, за исключением нескольких всадников, едущих позади. На лошадях, похоже, ехали раненые, да и среди пеших их было немало – наскоро перевязанных каким-то тряпьём, а то и просто с исцарапанными, залитыми подсохшей кровью лицами.
Некоторые деревенские – в основном женщины – выбегали за ворота навстречу этому отряду, голосили, бросались обнимать кого-то из вернувшихся. Плач, испуганные и радостные крики доносились примерно в равных пропорциях, подпитывая и без того нервную обстановку.
Взгляд мой выцепил из толпы странного всадника, следовавшего в самом конце процессии. Поначалу из-за того, что сам конь показался странным – слишком здоровым, нескладным, с вытянутой мордой. Приглядевшись, я понял, что это лось. Не то самка, не то самец, сбросивший рога. На нём верхом ехала темноволосая женщина, вместо шапки её голову покрывала лишь широкая лента на лбу.
Как только я увидел её, в душе что-то шевельнулось, и вся остальная процессия для меня перестала существовать – я смотрел поверх человеческих голов только на неё, по мере приближения пытаясь разобрать черты лица. В глубине души уже понимал, кто это, хотя и не решался признаться самому себе.
Пока рядом не раздалось приглушённое рычание Демьяна, процедившего сквозь зубы:
– Дарина?! Что эта ведьма здесь делает?
Глава 2
Мать настоящего Богдана не раз всплывала в моих воспоминаниях, но странное дело – я всерьёз никогда не задумывался, жива ли она и где находится. Память возвращалась очень постепенно и, как назло, большинство сцен касались раннего детства. Чем ближе к настоящему моменту – тем непрогляднее тьма. Какие у Богдана были отношения с матерью? Как он в итоге узнал об отце? Почему приехал в Демидов один? Сам Аскольд об этом не говорил, и выведать у него я тоже ничего не успел.
Поэтому за приближением всадницы я наблюдал с некоторой тревогой. Никакие сыновьи чувства у меня, конечно, не взыграли, да и в целом из-за располосованной шрамами спины отношение к этой женщине у меня было скептическим. Что же за мать такая, что ставит эксперименты над собственным ребёнком?
Но ещё больше беспокойства вызывал Велесов. Я даже не глядя на него чувствовал кипящий в нём гнев. Обернувшись, предупреждающе поднял ладонь.
– Демьян, только давай успокоимся. Я сам с ней поговорю.
Он не ответил, лишь нахмурился ещё больше, выступая вперёд, чтобы заслонить собой Раду. Девушка
Большая часть отряда, пришедшего из леса, уже прошла через ворота. Сама Дарина спешилась сняла со своего необычного скакуна седло и какую-то хитроумную плетёную штуковину с морды. Животное на несколько мгновений замерло, будто в изумлении, а потом ломанулось с дороги в лес, прямо через кусты.
Занятно. Лось-то похоже, дикий. Если такую зверюгу вообще можно приручить.
Шаманка, хоть и шла в толпе, выделялась в ней, будто цветная курица в стае белых. И если остальных членов отряда деревенские встречали с радостью и слезами, то на неё даже, кажется, старались не смотреть. Впрочем, непохоже было, что её это волнует. Она хоть и выглядела уставшей и подавленной, держалась прямо, гордо вскинув подбородок – стройная, высокая, несгибаемая. Несмотря на перепачканную и местами порванную одежду, в ней было что-то аристократическое. И дело было не только в ярком ореоле Дара, заметном издалека.
А ещё нельзя было не признать, что она красива. Нестандартной, немного экзотической красотой – в этих высоких скулах, иссиня-чёрных волосах и раскосом разрезе глаз чувствовалось что-то восточное, от сибирских аборигенов. И она почти не изменилась по сравнению с тем образом, что всплывал в детских воспоминаниях Богдана. Сейчас ей явно глубоко за сорок, а может, и за пятьдесят. Но ни по лицу, ни по фигуре ей не дашь и тридцати пяти.
Взгляд её, наконец, остановился на мне, через несколько мгновений вспыхнула искра узнавания.
– Богдан?!
Знакомый голос всё же заставил сердце ёкнуть, но я постарался не подать виду. Дарина же, растеряв вдруг всю свою царственность, всхлипнула и устремилась ко мне, не разбирая дороги. Не успел я и опомниться, как она бросилась мне на грудь, вцепившись в мою одежду неожиданно сильными пальцами.
Вблизи её аура выглядела довольно необычной, будто бы многосоставной. Всё дело было в многочисленных украшениях, на шее, в волосах, на запястьях. Каждая бусина, каждый амулет обладал собственной силой. Теперь я уже достаточно разбирался в таких вещах, чтобы понять, что это устойчивые магические конструкты, заякоренные на физические носители. Да и Аспект Дара матери тоже не вызывал сомнений. Я называю его Конструктором, Албыс – Духом Ткача.
– Наконец-то… – глухо прошептала она. – Как же я волновалась…
Запах её волос разбередил какие-то глубоко скрытые воспоминания, и я волей-неволей поддался им, на несколько мгновений снова почувствовав себя тем драчливым мальчишкой, которому Дарина обрабатывала царапины, попутно читая нравоучения. Пусть это и не мои воспоминания, и не моя прошлая жизнь, а настоящего Богдана.
Впрочем, это спорный вопрос. У меня слишком много общего с прежним Богданом, чтобы считать его просто посторонним человеком, у которого я, сам того не желая, позаимствовал тело. Чем больше воспоминаний ко мне возвращалось, тем больше я убеждался, что он – это я, просто родившийся в этом мире. Ну, или я – это он, тут уж как посмотреть…