Сайберия. Том 1
Шрифт:
Но я-то ладно. А вот способен ли старик на такую акробатику…
— Придётся прыгать, князь, — обернувшись вглубь комнаты, выкрикнул я. — Как, есть ещё порох в пороховницах?
Аскольд не ответил, и я мысленно выругался.
— Князь?..
Хозяин дома сидел в кресле, уронив голову на грудь, будто задремал. Но мне даже не пришлось подходить к нему, чтобы понять, что он уже мёртв. Его аура съежилась, как и у убитого упыря, застыв светящимся облачком эдры. Когда я всё же приблизился и осторожно прикрыл князю глаза, это облачко втянулось в
Всё-таки эдру точно можно поглощать не только из мёртвых демонов, но и из других Одарённых. Об этом князь не рассказал. Впрочем, он вообще очень мало успел мне рассказать.
Время поджимало, меня всё ещё потряхивало от адреналина после схватки с упырём, но мыслить я продолжал на удивление хладнокровно.
У князя, похоже, опасные враги, которые всё же добрались до него. Он предупреждал об этом, и именно поэтому торопился поскорее сбагрить меня из города. Значит, оставаться в Демидове нельзя. Вот только как я доберусь до Томска без гроша в кармане?
В щель под дверью валил густой дым. Высовываться в коридор я не решился — там, судя по звукам, огонь стоял уже стеной, вовсю трещали балки перекрытий, грозя обвалиться на голову. Да и здесь всё с минуты на минуту вспыхнет, как свечка. Одни бумаги кругом.
Я огляделся, выискивая, что ценного можно вынести. В кабинете Аскольда должен был быть сейф, но до него уже не добраться. Здесь, в библиотеке, наверняка много редких книг, но я в них не разбираюсь, а хватать первые попавшиеся нет смысла.
Впрочем, парочку я всё же сгрёб со стола, в том числе недочитанный учебник по истории. Пошарив по ящикам, раздобыл несколько перьевых ручек и карандашей, круглые часы на цепочке, нож для бумаг, ещё какую-то мелочёвку. Вроде и безделушки, но все достаточно дорогие на вид — серебряные или с позолотой.
Всю нехитрую добычу сунул в портфель, вытащенный из тайника князя. Внутри тоже были какие-то старые, местами уже полуистлевшие бумаги — письма в конвертах, потрёпанная записная книжка, какие-то карты и тетради. Вспомнил про пистолет за поясом, и тоже отправил его в сумку.
На этом обыск пришлось заканчивать — комната настолько наполнилась дымом, что находиться в ней было попросту опасно. Глаза слезились, лёгкие саднило от дыма. Я и так пригибался к самому полу, прикрывая нижнюю часть лица рукавом и стараясь не вдыхать глубоко.
Защелкнув застёжки сумки и перекинув её на лямке подальше за спину, я взобрался на подоконник и, бросив прощальный взгляд на едва различимого в дыму князя, спрыгнул вниз, во тьму.
Интерлюдия. Грач
Говорят, дом выгорел дотла буквально за полчаса. Остались стоять только печные трубы и каркас из толстенных брусьев камнедрева — его огонь не берёт.
Чёрные, прогоревшие до углей деревянные обломки с хрустом рассыпались под ногами. Позёмка гнала хлопья пепла, смешивая их с ранним колючим снегом. Изо рта вырывались белёсые облачка пара.
Первый
Грач остановился в нескольких шагах от обезображенных огнём тел, выложенных пожарными в ряд на куске брезента. Сделав своё дело, пожарные поспешили отойти подальше, морщась и кашляя от отвратительного запаха горелого мяса. Грачу с его звериным нюхом было вдвойне тяжело, но он заставил себя подойти ещё ближе. Застыл, тяжело опираясь на чёрную трость с рукояткой в виде птичьей головы.
Двое мужчин и две женщины. Один из мужчин обезглавлен, из спины его торчит кавалерийская сабля. Выдернуть её пожарные не то не смогли, не то не захотели — так и уложили тело ничком, будто пришпиленного булавкой жука.
Грач прислушался к себе, пытаясь понять, какие эмоции испытывает. Всё же Лазарев был ему братом. Не в общем смысле, как все члены Стаи. Гораздо ближе. Он сам в своё время обратил его, поделился своим Даром. Говорят, это образует незримую связь, обрывать которую больно.
Но он ничего не чувствовал, кроме обычных и понятных в этой ситуации горечи, досады и злости на убийцу. А ещё — неприятно саднило под ложечкой в преддверии тяжелого разговора с начальством.
Ему неведом был страх в обычном человеческом понимании. Однако он прекрасно осознавал, под какой удар неудача Лазарева подвела и его самого, и всю Стаю. Под угрозой больше, чем его работа или жизнь. У Стаи в кои-то веки появился шанс исправить несправедливость, тянущуюся ещё со времен Петра Великого. И сейчас эта возможность грозит сорваться.
Аспект Зверя имеет ту же природу, что и Дары других нефилимов. Однако другим Дары приносят власть, богатство, уважение, высокие чины и наследуемые дворянские титулы. Дети Зверя же с самого начала превратились в изгоев. Их называют упырями, вампирами, вурдалаками. Боятся. Ненавидят. Истребляют везде, где обнаружат.
Никто толком не знает, почему так повелось. Может, дело в личной неприязни Петра — тот, особенно под конец жизни, вообще много странностей творил. А может, других нефилимов пугает умение упырей поглощать чужую эдру, в том числе из живого носителя. Они наверняка воспринимают это как угрозу.
Впрочем, всё может быть ещё проще, и дело в банальных предрассудках. Христианская церковь тоже не жалует Детей Зверя и поддерживает дурацкие поверья про то, что упырей можно одолеть огнём, молитвой, серебром и святой водой.
Это, конечно, всё чушь собачья. Старые вожаки Стаи выживали даже после четвертования или сожжения на костре с последующим захоронением останков. Эдра в Детях Зверя задерживается надолго после смерти, и зачастую может оживить тело даже спустя много дней. Потом, чтобы полностью прийти в форму, упырю нужна лишь свежая кровь и плоть. Даже необязательно человеческая, это тоже глупые россказни.