Сайт фараона
Шрифт:
— Надеюсь, никто к нам в купе не сядет, — сказал он, беря до сих пор валявшийся на одеяле бумажник и пряча его под подушку. — Нам и так хорошо.
Лиза неожиданно рассмеялась и кокетливо прищурила глаза. Максим удивился — и отметил свое удивление как нечто постороннее.
— Я ужасно рада, что где-то там, где ты садился в поезд, кассир напутал, — пояснила девчонка свое веселье. — Это купе мое, понимаешь? У меня четыре билета. А для охранника взяли место в соседнем отсеке. И вдруг ночью вваливаешься ты — с билетом на одно из моих мест! Классно! Проводник уж так извинялся… пообещал, что утром разберется, свободных мест вообще-то хватает… ну, а я сказала, что наплевать, так
Он пожал плечами, не представляя, как мог бы объяснить Лизе, что просто-напросто ничего не помнит. И спросил:
— Выйдем на перрон на остановке? Подышим немножко? Вроде бы припекать начинает, а?
И в самом деле, в купе, несмотря на приоткрытое окно, стояла удушающая жара, просто за разговором Максим не обращал на нее внимания. А теперь она вдруг навалилась на него, стиснув невидимо, но плотно. Девчонку же духота, похоже, ничуть не беспокоила.
Тут Максим почувствовал, что ему надо бы в туалет, а заодно вспомнил, что не умывался сегодня. И не брился, само собой. Но поезд подходил к станции, и значит, туалеты в вагоне уже заперты проводником на ключ (это он откуда-то знал). Санитарная зона города… или это не город? Странное название «Пешелань» ни о чем не говорило его утерянной памяти. Что вообще оно могло означать? Что в этих местах лани ходят пешком, а не ездят на мотоциклах?
Лани — это олени.
Олени — это парнокопытные…
— Давай выйдем, — согласилась Лиза. — То есть я-то в любом случае выйду, вдруг хороший кадр подвернется? А ты как хочешь. Но вместе веселей.
«Вместе веселей». Почему-то у Максима при этих словах возникло смутное представление о некоем подвижном и остроумном старце с очень молодым лицом… но это оказалось лишь еще одной загадкой в и без того слишком длинной цепи вопросов без ответов.
Он снова достал из-под подушки бумажник и, поскольку в его спортивных штанах карманов не нашлось, вышел из купе, держа в руке толстое кожаное деньгохранилище. Но разве он собирался что-то покупать, вдруг растерянно мелькнуло у него в голове. И если да — то что? Зачем?
В коридоре оказалось тесно и шумно от спешащих к выходу пассажиров. Максим с Лизой влились в вежливый поток, и их повлекло к тамбуру. Слева, за окнами вагона, мелькали белые и цветные платки местных жительниц… похоже, они что-то принесли на продажу, и теперь суетились, спеша отоварить как можно больше пассажиров. Их встреча с потенциальными покупателями не могла продлиться настолько, насколько это бывает необходимо, чтобы торг доставил удовольствие… и на лицах аборигенок читалось откровенное огорчение этим фактом их провинциального бытия.
Платформа в Пешелани оказалась на удивление короткой; своей плито-бетонной сутью она охватывала всего три вагона, и в их число не угодил тот, в котором ехали Максим и Лиза, так что Максиму пришлось спрыгнуть с высокой вагонной подножки прямо в пожухлую железнодорожную траву, а затем повернуться и подхватить мгновенно свалившуюся на него девчонку. «Никон» больно ударил его по плечу объективом, но вызвал этим лишь одну мысль: а почему же он свой-то фотоаппарат не прихватил? Пусть бы сохранился кадр на память… на тот случай, если и часы путешествия тоже вдруг сотрутся или будут стерты кем-то невидимым, но властным…
Он вдруг замер на месте и похолодел, несмотря на то, что окружавший его воздух горел жаром сочного летнего дня. Стерты кем-то…
Стерты кем-то?
Е— мое, внезапным обжигающим вихрем пронеслось в голове Максима, да ведь и вправду на то похоже… но кому могло понадобиться превращать меня в механизм, движущийся к неведомой ему цели?
Стоп, сказал он себе строго и твердо. Не гони волну. Волну эмоций, бессмысленных и разрушительных. Как бы ни обстояли дела, разбираться в них надо не спеша и с холодным умом. Стоит запаниковать — и все станет в тысячу раз хуже. Поспешишь — людей насмешишь. Тише едешь — дальше будешь. Семь раз отмерь, один раз отрежь… и так далее в том же роде.
Он оглянулся, ища Лизу. Та стояла чуть в сторонке, и на нее наседали три старушки в белых платках и темных ситцевых платьях, вооруженные громадными эмалированными ведрами и большими ивовыми корзинами. В корзинах и ведрах, прикрытые чистыми белыми тряпочками, явно скрывались какие-то местные деликатесы, и бабушки надеялись, что Лизе захочется их отведать. Максим насмешливо фыркнул, уверенный, что девчонка и глянуть не пожелает на какие-нибудь огурцы, неизвестно в какой посуде засоленные, или зеленые яблоки, или картошку, наверняка сваренную без соблюдения необходимых санитарно-гигиенических требований… однако Лиза в очередной раз удивила его.
Сияя на бабок улыбкой, растянувшей ее рот от уха до уха, Лиза жестом фокусника извлекла откуда-то два смятые в тугие комки большие полиэтиленовые пакета, что-то объяснила аборигенкам и отступила на шаг, вскинув фотоаппарат. Бабки тоже просияли не хуже голливудских кинозвезд (откуда взялось в его уме это сравнение — он не знал, и, мимоходом оценив состояние собственного сознания, обнаружил, что не помнит ни единого фильма, виденного им в своей жизни, хотя и знает о существовании кино и киноактеров, и даже Голливуда), потащили с корзин и ведер укрывавшие их белые лоскуты. Лиза снимала кадр за кадром. Когда из корзин полезли бумажные кульки с горячей картошкой и маленькими огурчиками — и свежими, и малосольными, — а из ведер в Лизину тару посыпались явно недозрелые потоки белого налива, девчонка присела на корточки, снимая процесс перехода местного продукта в ее пакеты. Зачем ей это нужно, удивился Максим, что тут может быть интересного?…
Голос проводника оборвал эту цепь случайных мелких событий станционного масштаба.
— Уважаемые пассажиры, просьба поскорее вернуться в вагон! Поезд отправляется через минуту! Прошу вернуться в вагон!
Максим не видел, какая сумма перешла из тонких пальцев девчонки в заскорузлые ладони аборигенок, — но, судя по выражению их застывших лиц, им такое и во сне привидеться не могло. Лиза подхватила два битком набитых пакета, бесцеремонно сунула их Максиму и, подпрыгнув, ловко вскарабкалась в вагон. Максим поспешил за ней, но обе его руки были заняты, так что ухватиться за поручни он просто не мог… проводник, стоявший возле вагона, пришел ему на помощь, забрав пакеты и благодушно сказав:
— Вы поднимайтесь, я вам их подам.
Уже стоя наверху, Максим, наклонившись, чтобы забрать девчонкины покупки, тихонько спросил:
— Туалет когда откроете?
— А минут через пятнадцать, — охотно ответил проводник. — Оба будут открыты.
— Спасибо, — кивнул Максим и, прижав к животу увесистый груз, пошел в свое купе.
Лиза критически изучала свой «Никон» — похоже, подсчитывала истраченные на аборигенок кадры, боясь упустить в ближайшем будущем что-нибудь эдакое… ну и правильно, оружие у хорошего охотника всегда должно быть наготове. Максим положил пакеты рядом с девчонкой, а сам взял свою сумку с туалетными принадлежностями, казенное полотенце, и вышел в коридор, закрыв за собой дверь купе. Ему не хотелось сейчас начинать разговор. Лучше попозже, когда поезд уже будет ровно выстукивать привычные ритмы и жизнь вагона войдет в нормальное русло, забыв о кратковременной встрече с Пешеланью.