Сбежавшая невеста
Шрифт:
— И где, интересно, был Карлос, пока тот рыжий гринго отделывал Энрике? Неужели все должна делать сама?
Донья Сантос с отвращением бросила скомканный листок в холодный камин.
Анна выпила последний глоток чая из чашки, стоящей на столе, и слегка передернула плечами от неприятного горького вкуса. Старуха равнодушно смахнула чашку отличного саксонского фарфора на пол. Хрупкие осколки с ручной росписью разлетелись по полу и жалобно хрустнули под подметками туфель, когда она направилась из кабинета к парадной лестнице.
Один из слуг поспешно отскочил с пути La Patrona и бесшумно
Свет керосиновых ламп разгонял надвигающуюся темноту, ореховые перила блестели, отполированные, как зеркало. Донья Сантос положила кончики пальцев на их прохладную гладкую поверхность и нашла это прикосновение успокаивающим. Но что-то все равно мешало. Громкий стук каблуков по мрамору раздражал ее. Поднимаясь, она все крепче сжимала перила.
«Джульетта и ее гринго были в Колорадо. Если они будут продолжать двигаться так же быстро и, — подумала Анна со злостью — беспрепятственно, то будут на ранчо Даффи уже на следующей неделе или чуть позже».
Звук собственных шагов отдавался у нее в висках. Она не позволит этому случиться.
Пытаясь справиться с учащенным дыханием, донья Анна процедила сквозь плотно сжатые зубы:
— Еще есть время!
«Да, — старалась La Patrona убедить себя, — еще есть время. И есть надежда. Девчонка еще не ускользнула от Карлоса. Возможно, ему повезет больше, и он докажет, что он способнее и хоть немного умнее, чем Энрике».
Старуха слегка покачнулась и остановилась. Одна ее рука лежала на перилах, пальцы другой конвульсивно рвали воротник. Ее пронзительные черные глаза расширились в замешательстве, лицо исказила гримаса — легкий укол неудобства заполз ей в грудь.
Сначала только маленький приступ, переросший затем в странную тяжесть, которая охватила ее всю. Откинув голову, донья Анна осторожно, медленно задышала, убеждая себя, что это ничего не значит. Это скоро пройдет.
Секунды растянулись в минуты, и, казалось, что пустой коридор смеется над ней. Там никого не было, чтобы позвать на помощь, даже если бы она была склонна сделать это. И, несмотря на боль, донья Анна улыбнулась: было так, как должно быть. La Patrona потратила годы на то, чтобы приучить прислугу исчезать, при ее появлении. Она ненавидит смотреть в их тупые пустые лица. И даже страха в их глазах было недостаточно, чтобы компенсировать чувство брезгливости, возникающее при разговоре с ними.
Боль стала утихать. И, вместе с тем, пришло легкое чувство страха, вызванное неожиданностью приступа.
Выпрямившись, Анна сделала несколько глубоких вдохов и успокоилась. Отдых. Это все, что нужно. Прохладная темная тишина комнаты манила ее. Бережно, с опаской старая донья проделала путь вниз, через холл к открытой двери спальни.
Старуха шагнула в широкий сводчатый дверной проем и вдруг остановилась. В комнате, возле дальнего края ее дубовой кровати с балдахином на четырех опорах, молоденькая горничная держала спичку возле фитиля лампы. Боже мой! Неужели она только что поздравляла себя с тем, что так хорошо вышколила свой персонал? Эта лампа должна была быть зажженной час назад. Ее кровать должна быть разобранной, а комната пустой. Мысль, что служанка еще так молода и, возможно, это для нее новая работа, не могла остановить прилива гнева.
Неужели она недостаточно боролась с этим? Неужели недостаточно того, что один из самых способных и старательных людей был обманут девчонкой и каким-то дрянным гринго?
Когда фитиль разгорелся, донья Анна резко сказала:
— Estupida! [12]
Испугавшись, девушка подпрыгнула в уронила стеклянный колпак лампы.
Осколки посыпались на блестящий дубовый паркет, и звуки бьющегося стекла заставили донью Анну двигаться. Шагая через комнату так стремительно, что черная юбка развевалась за ней, старуха почувствовала легкое удовлетворение, увидев, что горничная пятится назад в испуге.
12
Estupida — глупая, дура (исп..)
Хотя девушке не исполнилось еще и пятнадцати, ростом она была выше доньи Анны. И теперь старалась съежиться, чтобы казаться меньше. Руки ее комкали ткань ярко-красной хлопковой юбки, сандалии издавали шаркающий звук; служанка отступала назад, пока не уперлась спиной в стену спальни.
Ее карие глаза были широко распахнуты, рот открыт, девчонка показалась донье Анне воплощением глупости, с которой она вынуждена иметь дело каждый день.
Подойдя ближе, хозяйка увидела пламя лампы, отраженное в глазах девушки, а затем свое отражение, закрывающее пламя.
На быстром элегантном испанском донья Анна обругала девчонку, ее родителей, детей, которые появятся у нее и остальных ее родственников. Ее голос, рассекая тишину, казалось, ударил девушку, заставляя вжиматься в стену, ее большие, как у коровы глаза наполнились слезами.
Размахнувшись, донья Анна ударила служанку по лицу с такой силой, что почувствовала легкое растяжение связок на своем запястье. Она с удовлетворением смотрела на красный отпечаток своей руки, расцвевший на круглой щеке девушки.
Слезы начали стекать по несчастному перепуганному лицу, и донья Анна заорала:
— Убирайся вон! Найди кого-нибудь в доме, кто бы принес сюда метлу и убрал кавардак, который Ты тут устроила. Но только не ты! И не попадайся мне больше на глаза!
Служанка кивнула и опасливо обошла El Patrone.
— Найди кого-нибудь более смышленого!
Девушка опять кивнула, обогнула край кровати, побежала к двери — и исчезла.
— Смышленого! — пробормотала донья Сантос и посмотрела вниз на стекло, усыпавшее пол. Она сильно сомневалась, был ли такой человек у нее в доме!
Вдруг новый приступ удушья сжал ее грудь. И теперь странно знакомое чувство потрясло ее, ощущение дискомфорта охватило ее намного быстрее, чем прежде. Но на этот раз, Анна знала, что делать.
Она глубоко вдохнула и постаралась успокоиться. Это ей удалось, хотя только что она готова была убить любого, кто попадется на глаза. Даже свое тело донья Анна заставила подчиняться своей легендарной воле. Слегка облокотившись на кровать, она сосредоточилась и последним усилием прогнала таинственную боль прочь.