Сбежавший тролль
Шрифт:
Он проверил под кроватями, в гардеробах, в ванной. Потом на чердаке. «Ага, — подумал Хенрик. — Наверное, он снова забрался на крышу».
Но нет, он не обнаружил никаких признаков того, что Тролль-сын был на чердаке и открывал окно. Дядя Хенрик снова спустился вниз и вышел из дома, чтобы посмотреть вверх, но на крыше определенно не было никаких троллей.
Он бросил взгляд в сторону массы деревьев, обозначавших ближайшую границу Тенистого леса. Он знал, что куда бы ни пошел Тролль-сын, он точно не пошел обратно домой.
— ТРОЛЛЬ-СЫН?! — проорал дядя Хенрик, и зов его пролетел над фьордом и, ударившись о гору Мюрдал, разлетелся
За корзинами
В багажнике машины была непроницаемая тьма, за исключением тончайшей полоски света, которая позволяла Тролль-сыну увидеть очертания трех плетеных корзин для покупок, за которыми он спрятался.
Однако пугала его вовсе не темнота. Ведь значительную часть своей жизни Тролль-сын провел без глаза, поэтому одной из вещей, которых он совсем не боялся, была темнота. А пугал его шум мотора — совершенно нетролличий звук — в сочетании с дорожной тряской, а также чувство того, что он заперт в ограниченном пространстве. Все это заставляло Тролль-сына дрожать и бормотать себе под нос единственные слова, которые давали ему ощущение безопасности.
— Сэмюэль Блинк, Сэмюэль Блинк, Сэмюэль…
Но даже это не могло успокоить его взбудораженные чувства.
Это имя утратило часть своего тепла и вкуса в тот момент, когда он увидел, как Сэмюэль поднимает руку, голосуя за то, чтобы отправить его домой.
Почему Сэмюэль так поступил? Тролль-сын не мог этого понять. Поэтому вместо «Сэмюэль Блинк» он начал бормотать что-то другое. Что-то, заглушавшееся звуком ревущего двигателя.
— Нет друга, нет друга, нет друга…
Ровно в тот момент, когда ее сын лежал, спрятавшись в багажнике несущейся по дороге машины, Тролль-мама никак не могла заснуть. Она легла в кровать уже на рассвете, с Тролль-дочкой, пристроившейся у ее бока, но тревога никак не отпускала ее.
Поскольку у нее сейчас не было глаза, ее внимание не отвлекали ни крошечное квадратное незастекленное оконце, ни зеленый лес за ним.
И дело было не в том, что возле нее храпела Тролль-дочка, спящая глубоким сном без сновидений, как и все тролли. Ведь Тролль-дочка всегда храпела.
Нет, Тролль-маме не давало заснуть кое-что другое.
Кое-что, чему она не могла дать имя, потому что никогда не чувствовала этого прежде.
Но эту книгу пишет не Тролль-мама. Ее пишу я. Поэтому я точно могу сказать вам, что чувствовала Тролль-мама. Она чувствовала себя виноватой.
Лежа на своей мягкой подушке, она думала о Тролль-сыне. «Где ты есть, мальчик?» — прошептала она. В слепой темноте ей было легко представить, что он был здесь, в этой комнате, рядом с ней.
— Я хотела как лучше, и я знаю, что иногда тебя колотила и не очень-то правильно воспитывала. И я была неправа, что винила тебя за те вещи, за которые я тебя винила. Что заставляла тебя спать на каменном полу. Что шебуршилась за ковыряние в глазнице. И я, пожалуй, была ужасной мамой, когда посылала тебя к Улучшителю, но я ж хотела всего-то, чтобы ты знал манерности, потому что я-то никогда их не знала… я… я… — Ей потребовалось немало времени, чтобы найти нужное слово, потому что она никогда не использовала его раньше, но наконец оно пришло к ней: — Я… извиняюсь.
И она скинула с себя одеяла и тихо выбралась из постели — настолько тихо, насколько это возможно для женщины-тролля с избыточным весом
Потом она взяла свою подушку и верхнее одеяло и прошла через весь дом в маленькую комнатку с голыми стенами, где Тролль-сыну всегда приходилось спать. Она хотела бы сказать еще очень многое, но это было невозможно. Тролль-сына, который мог бы услышать ее, тут не было.
Он не мог ее увидеть или услышать. Но это не помешало Тролль-маме присесть на корточки, не обращая внимания на боль в коленях, и положить подушку и одеяло на пол, чтобы они ждали возвращения ее сына.
Наш друг Эрик
Сидя в машине, несущейся по направлению к Флому, Сэмюэль смотрел в окно. Дорога была пустой, если не считать одинокого велосипедиста впереди. Сэмюэль вспомнил одно из норвежских слов, которым научил его дядя Хенрик: «сюкелл» — велосипед. Это было одно из самых простых для запоминания слов. Не такое простое, как «хус», что означало «дом», или «конг», что означало «король», но определенно в лучшей десятке. Он посмотрел за фьорд, на гору Мюрдал. В Норвегии было два слова для обозначения гор. Одно было «берг», а другое — «фйелл», но он не мог вспомнить, какая между ними разница.
Марта, сидевшая рядом с ним, тихонько напевала песенку, которую узнала от дружелюбного томте, встретившегося ей в Тенистом лесу.
Когда тебе грустно, когда все не так, Когда в твоем сердце лишь холод и мрак, Не стоит сдаваться, гляди веселей. Спой песенку, томте, и станет светлей.Внезапно пение прекратилось:
— Это Корнелия.
И Сэмюэль увидел, что она права. Одинокий велосипедист, ехавший им навстречу, и правда оказался Корнелией, которая идеально прямо сидела на своем ярко-розовом велосипеде.
— Она нас не заметила, — сказала Марта.
— Нет, — возразил Сэмюэль. — Она делает вид, что не заметила.
— Куда она едет? — спросила Марта.
Сэмюэль пожал плечами.
— Она испорченная девочка, — сказала тетя Ида, не сводя глаз с дороги. — Гнилое яблоко, упавшее с гнилого дерева.
Когда они въехали в Флом, Сэмюэль продолжал смотреть в окно, глядя на скользившие мимо, выкрашенные в синий и белый цвета домики. Тетя Ида и дети проехали мимо церкви со странным коротким шпилем и нового отеля Мюклебуста, самого высокого здания в деревне. Международный пятизвездочный отель класса люкс «Спокойствие и умиротворение» и горный курортный комплекс. Это здание выделялось, словно золотой зуб среди здоровых зубов. Оно было похоже на огромное кривое зеркало, поднимающееся из земли, с висящей на нем афишей. На афише находилось изображение мистера Мюклебуста, улыбающегося на фоне нарисованных гор — гор, загораживавших вид на настоящие горы, стоящие позади.
Машина выехала на главную улицу и поехала мимо книжного магазина, художественной студии Старого Тора и Музея Мюклебуста, который был не совсем музеем, а скорее сувенирным магазином, сделанным для того, чтобы мистер Мюклебуст смог заработать еще больше денег. Они припарковались возле даглигваребутикк — бакалейной лавки, где тетя Ида собиралась сделать последние покупки: мясо и сыр для сэндвичей Хенрику и Сэмюэлю. Но сначала им нужно было перейти дорогу и заглянуть в скобяную лавку, единственное бревенчатое строение на улице, которое оставалось неокрашенным.