Сборник 11 ВОЖДЕНИЕ ВСЛЕПУЮ
Шрифт:
– Гарри Стадлер!
– Леонард Дуглас, – отозвался я, неизвестно зачем.
– Как же, помню! – Махнув рукой на прощанье, он растворился в толпе. – Уж я-то помню…
Только этого не хватало, рассуждал я сам с собой, разглядывая правую руку, изрядно намятую и только что освобожденную. Кто же это был?
Хозяин мясной лавки.
Я представил, как он готовит к продаже бифштексы: белый колпак-кораблик, оттеняя щеки цвета свиного окорока, чудом держится на жидких светлых волосах, а руки истязают кусок говядины.
Действительно, мой мясник!
Ну и ну! Я не мог успокоиться до самого вечера. Надо же так влипнуть! Зачем было соглашаться? И какого черта он навязывается? Мы ведь совершенно чужие люди – так только: «С вас пять шестьдесят». – «Спасибо, всего доброго». Проклятье!
Каждые полчаса я звонил в отель. У него в номере никто не снимал трубку.
– Может быть, вы оставите сообщение, сэр?
– Нет, благодарю.
Слюнтяй! – ругал я себя. Оставь сообщение: заболел. Оставь сообщение: умер!
Просидев полдня у телефона, я так и не собрался с духом. Неудивительно, что я не узнал этого горлана. Когда постоянно видишь человека за прилавком, за конторкой, за рулем, за пианино и так далее, очень сложно его узнать, если в момент встречи он не торгует, не записывает, не управляет, не исполняет, не доставляет, не обслуживает. Автомеханик без своего замасленного комбинезона, адвокат, сменивший строгий костюм на огненно-красную спортивную майку, официантка из ночного клуба, избавленная от непременного корсета и доверившая свои формы умопомрачительному бикини, – все, все они становятся чужими, посторонними, да еще обижаются, если их не узнаешь! Да и то сказать, все мы считаем, что, куда бы ни пришли, как бы ни оделись, уж нас-то ни с кем не спутать. Рядимся в генерала Макартура, сходим на берег в далекой стране и возвещаем: «Я вернулся!»{12}
Но кому какое до нас дело? Взять хотя бы этого владельца мясной лавки: где, спрашивается, его колпак, где забрызганный кровью фартук, где вентилятор над головой (чтобы отгонять мух), где сверкающие ножи, острые крюки для подвески туш, крутящаяся каменная столешница для разделки мяса, холмы розового фарша и пласты говядины с тонкими прожилками? Без этих принадлежностей он просто мститель в маске.
Кроме всего прочего, за время отпуска он помолодел. Обычно так и бывает. Двухнедельное путешествие, фантастическая архитектура, изысканная кухня, редкие вина, здоровый сон – и десятка лет как не бывало, и уже не хочется возвращаться назад, в старость.
Что до меня – я находился на самом гребне этой волны, когда стремительно накручиваешь мили, сбрасывая годы. Мы с этим мясником обрели вторую жизнь, превратились в великовозрастных юнцов и столкнулись во Флоренции, чтобы среди потока машин прокричать какую-то чушь и проверить память.
– Черт тебя раздери! – Я с досадой нажимал на телефонные кнопки.
Пять часов: ни ответа, ни привета. Шесть: никто не подходит. Семь: тишина. Да что ж это такое?
– С меня хватит! – крикнул я в окно.
Тут в соборах Флоренции зазвонили колокола, обрекая меня на неизбежное.
Бух! Кто-то в сердцах грохнул дверью, выходя на улицу.
Это был я.
Уже в пять минут восьмого мы встретились в назначенном месте; я подозревал, что нам кусок не полезет в горло, как истосковавшимся влюбленным, которые бросаются друг к другу после долгой разлуки.
Поужинаем – и разойдемся; даже не так: поужинаем – и разбежимся в разные стороны, читалось на наших лицах, когда мы, потоптавшись в холле, все-таки обменялись рукопожатием. Вернее сказать, похвалились силой рук. Каждый жест почему-то сопровождался фальшивыми улыбками и неестественными смешками.
– Леонард Дуглас! – вырвалось у него. – Я уж думаю: где его черти носят, сукина сына?
Он покраснел и осекся. Как-никак мяснику не пристало фамильярничать с постоянными покупателями!
– Пора уже, – сказал он. – Пошли, пошли.
Втолкнув меня в кабину лифта, он не умолкал, пока мы не оказались под самой крышей, в лучшем ресторане отеля.
– Надо же, такое совпадение! Столкнулись прямо на мостовой! Кормят здесь отменно. Ага, приехали. Выходим!
Мы сели за стол.
– Люблю хорошее вино. – Мясник нежно разглядывал карту вин, как старую знакомую. – Вот потрясающая штука. «Сент-Эмильон», урожая семидесятого года. Пойдет?
– Спасибо. Я, пожалуй, закажу сухой мартини с водкой.
Мясник помрачнел.
– Но и от вина не откажусь! – поспешно заверил я.
Для начала я попросил официанта принести салат. Мясник опять нахмурился.
– После салата и мартини, – изрек он, – невозможно оценить букет вина. Извиняюсь, конечно.
– Ну что ж. – Я сдался без боя. – Салат можно оставить на потом.
Он заказал бифштекс с кровью, а я – хорошо прожаренный.
– Прошу меня простить, но мясо долго поджаривать нельзя.
– Это вам не Жанна д'Арк, – подхватил я и хохотнул.
– Неплохо сказано! Что правда, то правда, это не Жанна д'Арк!
Тут нам принесли вино. Когда бутылку откупорили, я быстро подставил свой бокал и тайно порадовался, что мартини подадут позже, а то и вовсе забудут; чтобы сгладить напряжение следующей минуты, я вдохнул аромат, покрутил бокал и пригубил хваленый «Сент-Эмильон». Мясник не сводил с меня взгляда, как домашний кот с малознакомого пса.
Прикрыв глаза, я сделал крошечный глоток и кивнул.
Малознакомый сотрапезник тоже отпил вина и кивнул.
Ничья.
Мы принялись разглядывать панораму вечерней Флоренции.
– Хотел спросить… – начал я, тяготясь молчанием. – Вам нравится флорентийская живопись?
– Картины мне как-то не по нутру, – признался он. – Вот гулять и по сторонам глазеть – это другое дело. Какие в Италии женщины! Их бы заморозить да отправить морем в наши края!
– Хм… ну… – Я прочистил горло. – А Джотто?..
– Тоску нагоняет. Уж не обессудьте. Как на мой вкус, Джотто поспешил родиться, ему бы попозже прийти в искусство. Фигуры тощие, как жерди. Мазаччо – и то получше будет. А уж Рафаэль – тот всем сто очков вперед даст! И Рубенс, конечно! Я в силу своего ремесла предпочитаю обилие плоти.