Сборник № 12. К истории теории познания I

Коллектив авторов

Поэтому такой идеализм не доказан и не доказуем. Против догматизма у него нет другого оружия, кроме простого уверения, что он прав; а против более высокого законченного (vollst"andig) критицизма – лишь бессильный гнев и утверждение, что далее идти нельзя, уверение, что за ним нет уже никакой прочной почвы, что все, идущее далее его, ему непонятно и т. п., т. е. все ничего незначащие слова.

Наконец, такая система устанавливает лишь те законы, по которым определяются только объекты внешнего опыта, благодаря исключительно лишь субсумирующей способности суждения. Но это только незначительная часть системы разума. Поэтому в области практического разума и рефлектирующей способности суждения этот половинчатый критицизм топчется на одном месте, так как ему недостает понимания метода разума в его целом, топчется, слепо повторяя чужие слова и переписывая, ничуть не смущаясь, ему самому совершенно непонятные выражения 21 .

21

Такой критический идеализм выставлен проф. Беком (Beck) в его книге «Единственно-возможная точка зрения критической

философии». Несмотря на то, что я нахожу в его теории отмеченные выше недостатки, я не могу удержаться от того, чтобы не засвидетельствовать публично достодолжное уважение человеку, сумевшему самостоятельно выкарабкаться из трясины нашего времени и возвыситься до мнения, что кантовская философия проповедует не догматизм, но трансцендентальный идеализм, и что согласно ей объект ни целиком, ни на половину не дан, а создан. Я позволяю себе также выразить надежду, что автор этой книги со временем возвысится и до настоящего законченного критицизма. На отмеченный труд я смотрю, как на один из лучших подарков, которые можно было вообще сделать нашему времени, и рекомендую его в качестве лучшего подготовительного пособия всем, желающим изучать наукословие по моим сочинениям. Труд этот не выводит на путь моей системы, но он разрушает сильнейшее препятствие, закрывающее столь многим доступ к ней. – Кое-кто пожелал оскорбиться тоном этого труда, и еще недавно один рецензент в одном известном журнале [Фихте имеет в виду здесь кантианца Рейнгольда. (Прим. перев.)] требовал совершенно недвусмысленно: crustula, elementa velitut discere prima» [Несколько видоизмененный стих Горация: «сластей, чтобы хотеть учить азбуку». (Прим. перев.)]. Что касается меня, то я нахожу тон этого сочинения лишь чересчур мягким, ибо, по правде говоря, я не вижу, почему нужно еще быть благодарным писателям, которые в течение десяти и более лет занимались лишь тем, что запутывали и опошляли гениальнейшее и величайшее учение, и почему должно сначала спрашивать их позволения, чтобы иметь право быть правым. – Что же касается той поспешной готовности, с которой тот же самый писатель – правда, в другом обществе, для которого он еще слишком хорош – судит о книгах, относительно которых его собственная совесть должна бы была сказать ему, что он их не понимает, и что он поэтому не может знать, о сколь глубоких проблемах в них идет речь, – то я могу только весьма сожалеть о нем.

В другом месте я однажды уже изложил с совершенной ясностью метод законченного трансцен дентального идеализма, выставляемого наукословием 22 . Я не могу объяснить себе, как можно было не понять это изложение, достаточно, что приходится слышать заверения, будто его не поняли.

Поэтому я вынужден здесь повторить сказанное, причем напоминаю, что без ясного понимания метода наукословия (идеализма) вся наука эта должна остаться непонятной.

Этот идеализм исходит из одного единственного основного закона (основоположения) разума, который он непосредственно обнаруживает в сознании. При этом он пользуется следующим методом. Слушатель или читатель призывается свободно (mit Freiheit) мыслить какое-нибудь определенное понятие, мысля его таким образом, он найдет, что он принужден идти определенным путем. Здесь необходимо различать две вещи: во-первых, требуемый мыслительный акт; акт этот совершается свободно (durch Freiheit), и кто его не совершает, тот не видит просто ничего того, что старается вскрыть наукословие, и, во-вторых, необходимый способ, которым акт этот должен совершаться, способ этот заложен в природе интеллигенции и не зависит от произвола, он есть нечто необходимое, совершающееся, однако, только в свободном и при свободном действии; нечто найденное, нахождение чего, однако, обусловлено свободою.

22

В сочинении «Ueber den Begriff der Wissenschaftslehre», Weimar, 1794.

Идеализм вскрывает, находит в непосредственном сознании то, что он утверждает. Он предполагает при этом, что то необходимое есть основной закон всего разума, что из него можно вывести всю систему наших необходимых представлений, не только представлений о мире, поскольку объекты его определяются субсумирующей и рефлектирующей способностью суждения, но также и представлений о нас самих, как свободных и практических существах, действующих согласно законам. Допущение это есть простая предпосылка. Идеализм должен оправдать ее действительным выведением и в этом и состоит его подлинная задача.

При этом он пользуется следующим методом. Он показывает, что то, что установлено сначала как основоположение и обнаружено непосредственно в сознании, невозможно без того, чтобы вместе с тем не происходило еще нечто другое, а это другое невозможно без того, чтобы не имело место нечто третье; до тех пор, пока условия изначального основоположения не будут вполне исчерпаны, и оно не станет совершенно понятным со стороны своей возможности. Ход его есть непрерывный прогресс от обусловленного к условию. Условие становится в свою очередь обусловленным, и возникает задача найти его условие.

Если предпосылка идеализма верна, и если выведение совершалось правильно, то в качестве последнего результата, как совокупность всех условий изначального основоположения, должна получиться система всех необходимых представлений, т. е. совокупность опыта, каковое сравнение, однако, не есть уже дело самой философии, а может быть предпринято впоследствии.

Ибо идеализм отнюдь не руководствуется этим опытом, как заранее известной ему уже целью, к которой он необходимо должен придти; в своем выведении он ничего не знает об опыте и не обращает на него никакого внимания; он исходит из своего изначального пункта, руководствуясь лишь своим правилом, не заботясь о том, что получится в результате. – Верный угол, под которым ему надлежит провести свою прямую линию, ему дан; к чему ему еще точка, к которой нужно было бы стремиться? Думается, с углом даны ему сразу все точки его линии. Вам дано какое-нибудь определенное число. Вы предполагаете, что оно есть произведение некоторых множителей. Вам надлежит только, по хорошо известному Вам правилу, найти

произведение этих множителей. Совпадает ли оно с данным числом, – это обнаружится впоследствии, после того, как Вы будете иметь уже произведение. Данное число есть совокупность опыта; множители суть: то изначальное, обнаруженное в сознании, и законы мышления; умножение есть философствование. Те, кто советуют Вам при философствовании не упускать из виду опыта, советуют Вам чуть-чуть изменять множители и чуть-чуть неверно умножать, для того, чтобы, в конце концов, получить все-таки совпадающие числа: образ действия, столь же бесчестный, сколь и пошлый.

Поскольку последние результаты идеализма рассматриваются, как таковые, как следствия рассуждений, они являются a priori, в человеческом духе; поскольку же то же самое, в случае, если рассуждение и опыт действительно совпадают, рассматривается, как данное в опыте, оно называется a posteriori. A priori и a posteriori отнюдь не представляют для окончательного идеализма двух различных вещей, но вполне совпадают; одно и то же рассматривается здесь только с двух сторон, и все различие происходит от того пути, которым мы к нему приходим. Философия антиципирует (предвосхищает) совокупность опыта, мыслит его только в его необходимости, и постольку она, по сравнению с действительным опытом, априорна. Апостериорно число, поскольку оно рассматривается как данное; априорно то же самое число, поскольку оно получается как произведение из множителей. Кто относительно этого иного мнения, тот сам не знает, что он говорит.

Если результаты какой-нибудь философии не совпадают с опытом, то эта философия, несомненно, ложна; ибо она не исполнила своего обещания – вывести весь опыт, объяснивши его из необходимого действования интеллигенции. В таком случае либо вообще неверна предпосылка трансцендентального идеализма, либо вина лежит на данном определенном изложении, злоупотребившем трансцендентальным идеализмом и не давшем того, что оно должно было дать. Так как задача объяснения опыта из его основания раз навсегда заложена в человеческом разуме; так как ни один разумный человек не допустит, что в нем могут быть заложены задачи, разрешение коих безусловно невозможно; так как существуют только два пути для ее разрешения – путь догматизма и путь трансцендентального идеализма, при чем относительно первого можно легко доказать, что он не в состоянии дать того, что он обещает, – то всякий последовательный и твердый мыслитель всегда должен будет допустить второе, т. е. что в рассуждении, в выведении произошла ошибка, предпосылка же сама по себе истинна. При этом никакая неудачная попытка не заставит его удержаться от новой попытки, до тех пор, пока она ему, наконец, не вполне удастся.

Путь этого идеализма, как видно, идет от находимого в сознании основоположения (наличествующего, однако, в нем лишь в силу свободного акта мышления) к совокупности опыта. То, что лежит между обоими, есть его подлинная почва. Это – не факт сознания, это не входит в объем опыта; как могло бы нечто подобное называться философией, раз задача философии – вскрыть основание опыта, основание же необходимо лежит вне обосновываемого? Это – произведение свободного, но закономерного мышления. – Последнее станет особенно ясным, если мы еще несколько подробнее рассмотрим основное утверждение идеализма.

Безусловно постулируемое, показывает он, невозможно без условия второго [постулата], этот второй невозможен без условия третьего и т. д.; так что из всего выставляемого им ничто невозможно в отдельности, но каждое отдельное возможно лишь в соединении со всеми. Таким образом, по его же собственному утверждению, в сознании наличествует лишь целое, и это целое и есть именно опыт. Он хочет подробнее узнать его, поэтому он должен его анализировать, притом не слепо, на ощупь, но по определенному правилу построения (составления), так, чтобы он воочию видел бы возникновение целого. Он может это, потому что он может отвлекать, потому что в свободном мышлении он во всяком случае может схватить единичное в отдельности. Ибо в сознании наличествует не только необходимость представлений, но также и их свобода, при чем свобода эта опять-таки может действовать либо закономерно, либо по правилам. Целое дано ему с точки зрения необходимого сознания; он находит его так же, как он находит себя самого. Лишь ряд, возникший чрез сложение этого целого, производится свободою. Тот, кто предпринимает этот акт, сознает его, и он как бы закладывает новую область в своем сознании; кто не предпринимает его, для того обусловленное им совсем не существует. – Химик составляет какоенибудь тело, например, какой-нибудь определенный металл, из его элементов. Простой смертный видит хорошо знакомый ему металл, химик – соединение тела и определенных элементов. Видит ли каждый из них нечто иное? Думается, что они видят одно и то же, только другим образом. То, что видит химик, есть a priori, он видит единичное; то, что видит простой смертный, есть a posteriori, он видит целое. – При этом остается только следующее различие: химик должен сначала анализировать целое, чтобы потом быть в состоянии составлять его, потому что он имеет дело с предметом, правило составления (построения) которого до анализа ему не может быть известно; философ же может составлять (построять) без предварительного анализа, потому что правило своего предмета, разум, он уже знает.

Итак, содержанию философии не присуща никакая другая реальность, кроме реальности необходимого мышления, при условии желания мыслить вообще чтонибудь об основании опыта. Интеллигенцию можно мыслить только действующей (t"atig), и при том ее можно мыслить действующей лишь таким определенным образом, утверждает философия. Этой реальности для нее вполне достаточно; ибо из нее 23 явствует, что никакой другой вообще не существует.

Наукословие стремится развить обрисованный здесь окончательный критический идеализм. Сказанное в конце содержит понятие наукословия, и относительно него мне не приходится выслушивать никаких возражений; ибо что я хочу делать, это никто не может знать лучше меня самого. Доказательства невозможности вещи, осуществляющейся и отчасти уже осуществленной, только смехотворны. Единственное, что остается, это, держась самого выполнения, рассмотреть, дает ли оно то, что обещает?

23

Из философии (2-е изд.).