Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!
Шрифт:
Все наклонились, чтобы прочитать табличку с названием «Сумерки Богов».
– Ничего себе, сумерки. Какие, к черту, сумерки, – сказал Руни, – больше смахивает на зарождение великого полудня.
– Думаю, – промолвил старик, – и в названии, и в выборе сюжета достаточно иронии. Обратите внимание на нависшее небо, на грозные фигуры, скрывающиеся в облаках. Боги не ведают, что в самый разгар вакханалии грядет Страшный Суд.
– Я не вижу в облаках ни церкви, ни каких-либо священнослужителей.
– В те дни Страшный Суд представляли иначе, – сказал Нолан. – Все об
– Мы с Туоси отнесем этих демонов ко мне. Верно, Туоси? – спросил Флэннери.
– Верно!
Так они ходили по дому, останавливаясь то там, то тут, как будто совершали грандиозный обход музея, а все поочередно выражали желание отнести к себе домой сквозь ночной снегопад эскиз Дега или Рембрандта или написанные маслом произведения великих немецких живописцев. Наконец они подошли к довольно скверно выполненному портрету, написанному маслом, висящему в темной нише.
– Это мой портрет, написанный ее светлостью, – пробормотал старик. – Пожалуйста, оставьте его здесь.
– Вы хотите сказать, что он должен сгореть? – выпалил Нолан.
– А вот следующая картина, – продолжал старик, двигаясь дальше.
Наконец экскурсия подошла к концу.
– Конечно, если вы всерьез взялись что-то спасти, то в доме есть еще десяток редких ваз.
– Их необходимо вынести, – заметил Кэлли.
– На лестничной площадке персидский ковер.
– Мы его свернем и отвезем в Дублинский музей.
– И еще в большой гостиной висит уникальная люстра.
– Мы ее спрячем до тех времен, когда все беды закончатся, – вздохнул Кэйси, которого все это порядком-таки утомило.
– Ну что ж, – сказал старик, пожимая каждому из них руку. – Не кажется ли вам, что можно начинать? Я имею в виду, эту колоссальную работу по спасению национального достояния. А я пяток минут вздремну, прежде чем начать собираться.
И старик начал подниматься по лестнице.
Мужчины остались в зале одни. Они растерянно смотрели, как он уходит.
– Кэйси, не промелькнуло ли в вашей башке, что если бы вы не забыли спички, то у нас не было бы сегодня ночью столько работы?
– Господи, а еще кто-то хвастался своими воровскими талантами! – воскликнул Риордан.
– Заткнись! – заорал Кэйси.
– О'кей. Флэннери, ты берись за один конец «Сумерков Богов», ты, Туоси, за другой, тот, где девица занимается всякими приятными штучками. Ха! Поднимайте.
И боги в безумном порыве взмыли в воздух.
К семи часам большая часть картин была вынесена из дома. Они громоздились в снегу и ждали, когда их разберут и растащат в разные стороны, в разные дома. В 7.15 лорд и леди Килготтен вышли из дома и уехали. Кэйси быстренько составил из товарищей что-то вроде стенки, чтобы заслонить картины, и милая леди не увидела их. Парни оживленно приветствовали автомобиль, когда он проезжал мимо, и леди помахала им ручкой.
От 7.30 до 10 были вынесены остальные картины.
Когда все картины за исключением одной были вынесены, Келли остановился у темной ниши, где висел портрет старого лорда, выполненный леди Килготтен. Потом вздохнул и из соображений высшей гуманности осторожно вынес портрет на улицу.
Когда в полночь лорд и леди вернулись домой с гостями, они обнаружили лишь борозды в снегу, оставшиеся после того, как Флэннери и Туоси волокли драгоценную вакханалию, а Кэйси возглавил караван полотен Ван-Дейка, Рембрандта, Бушера и Пиронези и, наконец, Блинки Воет, истомленный ожиданием радости, повлек в темный лес двух ню Ренуара.
Вечер закончился в двум часам ночи. Леди Килготтен отправилась спать, удовлетворенная объяснением, что картины отправлены на реставрацию.
В три утра лорд еще не спал. Он сидел у себя в библиотеке один перед горящим камином; шарф, обмотанный вокруг тощей шеи, в мелко дрожащих пальцах бокал бренди.
Около четверти четвертого послышался осторожный скрип паркета, шевельнулись тени, и спустя некоторое время с шапкой в руке в дверях библиотеки появился Кэйси.
– Тс-с-с! – тихо произнес он.
Лорд, которому что-то снилось, испуганно заморгал:
– О Боже, что, нам уже пора уходить?
– Нет, это завтра ночью, – сказал Кэйси. – Как бы то ни было, не вы уходите, а они возвращаются.
– Они? Ваши друзья?
– Нет, ваши. – И Кэйси поманил его за собой.
Старик дал провести себя через весь холл, чтобы выглянуть через распахнутую парадную дверь в глубокий колодец ночи.
Там, подобно замерзающей Наполеоновской армии, разутой, нерешительной, деморализованной, смутно угадывалась знакомая кучка людей. В руках у них были картины, картины подпирались коленями, их держали на спинах, некоторые торчком стояли в сугробах, поддерживаемые трясущимися от растерянности и холода руками. Стояла мертвая тишина. Казалось, – они попали в неловкое положение, как будто один противник ушел сражаться с кем-то более достойным, а другой, пока еще неизвестный, молча затаился до поры до времени где-то у них за спиной. Они поминутно оглядывались через плечо на горы и город, как будто в любой момент сам первозданный Хаос мог спустить на них своих псов.
В этой беспросветной ночи им одним был слышен далекий, колдовской лай, наполняющий души смятением и отчаянием.
– Это ты, Риордан? – нервно позвал Кэйси.
– Кто же еще, черт возьми? – донесся голос из толпы.
– Что они хотят? – спросил старик.
– Не столько мы хотим, сколько вы теперь можете хотеть от нас, – ответил голос.
– Понимаете, – раздался другой голос, он становился все слышнее, потом в полосе света появился Гэннагэн. – Ваша честь, прикинув что к чему, мы решили, что вы такой славный джентльмен, и мы…
– Мы не будем поджигать ваш дом! – крикнул Блинки Ватс.
– Заткнись и дай человеку сказать! – раздалось несколько голосов. Гэннагэн кивнул:
– Вот именно. Мы не будем поджигать ваш дом.
– Но послушайте, – сказал лорд, – я совершенно готов. Все можно без труда вывезти отсюда.
– Ваша честь, прошу прощения, но вы слишком просто на все смотрите. – сказал Келли. – То, что легко для вас, не легко для нас.
– Я понимаю, – сказал старик, ровным счетом ничего не понимая.