Сборник "Чистая фэнтези"
Шрифт:
– Стража! Сюда!
Прежнее серебро вернулось к месяцу. Синева оставила улицу в покое. Дома как дома. И кто мог подумать, что это руины? Никаких барханов: дувалы из глины. Никаких профилей, и не надейтесь.
И больше нет двоих.
Есть – много.
Ночные сторожа с колотушками, вооруженные стражники с копьями, Джеймс Ривердейл, весь в пыли и крови; какие-то жители карабкаются на крыши домов, желая полюбопытствовать, какие-то собаки лают, выскакивая из дыр; шум, гвалт, суматоха…
– Лекаря!
– Не надо лекаря…
– А где второй?
– Сбежал…
– Касым с людьми отправились в погоню…
–
– Не надо, говорю…
– Что вы! Вы – гость Бадандена…
Салон Бербери-ханум не дождался сегодня Джеймса Ривердейла. А жаль! – ханум говорила, что такого приятного молодого человека она никогда раньше не встречала, и если бы не ее почтенные годы…
Что ж, вкусу Бербери-ханум можно было доверять.
CAPUT III
в котором мы знакомимся с одним хайль-баши, во всех отношениях превосходным человеком, гордимся любовью, которую власти Бадандена испытывают к гостям города, и понимаем, что от дома хабиба до вожделенной мести врагу – много больше шагов, чем хотелось бы…
Первые лучи солнца, ласкового с утра, прорвались сквозь листву старой чинары, росшей напротив окна. Обнаружив щель в неплотно задернутой шторе, они проникли в комнату – и рассекли сумрак золотисто-розовыми клинками небесных воинов-армигеров из свиты Вечного Странника.
Будь существо, лежавшее на огромной квадратной кровати-пуфе под шелковым балдахином, упырем – или, к примеру, игисом-сосунком! – оно бы в ужасе бросилось прочь из комнаты, поспешило забиться под кровать, и, опоздав, с отчаянным воем обратилось в пепел, исходя зловонным дымом.
Однако указанное существо ни в коей мере не являлось ночной нежитью.
Солнечного света оно не боялось.
Молодой человек заворочался в постели, сощурился, протирая заспанные глаза. Безбоязненно и с удовольствием подставил лицо теплой ласке светила, потянулся, хрустя суставами – и скорчил болезненную гримасу. Вчерашние порезы давали себя знать. То, что рана неопасна, отнюдь не означает, что она не станет болеть при неосторожном движении.
Словно почуяв пробуждение больного, в комнате объявился хабиб аль-Басани. При свете дня он оказался совсем еще нестарым человеком. Седина в козлиной бородке лекаря выглядела искусственной. С ее помощью хабиб явно пытался придать себе солидности.
– Как спали? Раны не беспокоили?
На родном языке Джеймса лекарь говорил прекрасно, почти без характерного баданденского акцента. Наверняка учился в Реттии.
– Благодарю вас, уважаемый. Я спал отлично.
– Чудненько, чудненько! Тем не менее, позвольте вас осмотреть.
Молодой человек шутливо развел руками, подчиняясь врачу.
И еще раз поморщился.
Хабиб картинно щелкнул пальцами. В дверях возник его помощник – мальчишка, похожий на скворца, обремененного чувством важности собственной миссии. В руках скворец держал широченный поднос, на котором курилась паром серебряная чаша с горячей водой. Вокруг чаши двумя стопками лежали чистые бинты и полотенца, громоздились флаконы с мазями, и зловеще поблескивала сталь хирургических инструментов.
– Приступим?
Джеймс начал подозревать наихудшее.
Стоило выжить на улице Чеканщиков, чтобы тебя из лучших побуждений залечили до смерти…
К счастью, ланцеты и щипцы не понадобились. Разве что узкий шпатель для целебной мази. Лекарь осмотрел раны, уже начавшие затягиваться, с удовлетворением покивал, бормоча себе под нос какую-то галиматью, и тщательно удалил старую мазь. Затем он покрыл порезы Джеймса слоем свежей – острый запах снадобья заглушил аромат цветов, долетавший через приоткрытое окно.
Наложив новые повязки, ал-Басани разрешил пациенту одеться.
– На постельном режиме я не настаиваю, – важно сообщил он.
И вдруг стал очень похож на мальчишку-помощника.
С аппетитом уплетая поданный скворцом завтрак: горячие лепешки, козий сыр с кинзой и превосходный кофий, где плавал взбитый желток – Джеймс был бы вполне доволен жизнью, если б не два обстоятельства. Первым и главным из них безусловно являлся рябой наглец-задира, ушедший – вернее, позорно сбежавший! – от справедливого возмездия. Вторым же было ожидание счета, который выставит заботливый хабиб за свои драгоценные услуги.
Еще и завтрак включит, можно не сомневаться. Причем по ценам самой дорогой в Бадандене ресторации. Не то чтобы молодой человек был крайне стеснен в средствах, но…
– К вам гость.
Хабиб со значением воздел палец к потолку и добавил:
– Официальный гость.
– Просите, – кивнул Джеймс, допивая кофий.
"Официальный гость" выглядел, с точки зрения Джеймса, отнюдь не официально. Так одеваются франты: малиновый халат с золотыми драконами, синий кушак с кистями, темно-лиловый тюрбан, шелковые шаровары того же цвета и щегольские, расшитые бисером туфли с загнутыми носами. У пояса – кривой шамшер в ножнах, инкрустированных яшмой. На голове – чалма с концом, падающим на левое плечо.
В правой руке франт держал четки из агата, выдававшие в госте поклонника творчества аль-Самеди Проницательного. Каждая бусина четок, отличаясь оттенком от остальных, символизировала один из бейтов знаменитой "Касыды об Источнике Жизни" прославленного баданденца:
– Хлещут годы жгучей плетью, за спиной молчат столетья, Собирался вечно петь я, не заметил, как допел — Задыхаюсь в душной клети, сбит с пути, лежу в кювете, Стар, гляжу – смеются дети; одинок, бреду в толпе. Где надежда? Где удача? Ноги – бревна, сердце – кляча. Спотыкаясь, чуть не плача, по извилистой тропе В ночь тащусь, еще не начат, но уж кончен. Силы трачу, На ветру, как флаг, маячу – ах, успеть бы!.. Не успел.