Сборник "Чистая фэнтези"
Шрифт:
В ворота боком протиснулся Якоб Гонзалка с тряпкой в руках. Нет, не тряпка — детское платьице.
— Вот… сударь Намюр передали, что вам требуется…
Андреа молча указал свободной рукой на стол: положите, мол, сюда. Когда указание было выполнено, жестом отослал архивариуса.
— Все понял, мастер колдун. Ухожу, ухожу…
Пятясь обратно к воротам, архивариус мелко кланялся на ходу, напоминая механического цирюльника. Скрипнула створка. Нюшка еще поворчал для порядка и угомонился.
В голове отчетливо ударил колокол.
Полночь.
Второй рукой Андреа взял платьице Искры за
Зуд быстро дополз до плеча, охватил грудь. Вскоре тело малефика, густо покрытое мурашками, мелко вибрировало от пяток до макушки. Шел настрой на гармонию Тиля Швеллера: взять доминанту судьбоносной тональности, построить в аккорде малую терцию влияния на следовые эманации… Образ сплетения нитей, с узлами, растяжками и ответвлениями, возник на удивление четким. «Ай да Мускулюс, ай да молодец!» — порадовался колдун, но сразу осекся, памятуя свои таланты. Это еще даже не полдела. Теперь аккуратно совместим полученную сеть с проекцией звездосвода, до рези напрягая тайное зрение…
Таки сглазил: дальше пошло хуже. Андреа в десятый раз ловил точку входа солярного штыря, пытаясь насадить на него сеть, пришпилив заразу к небу, как мотылька булавкой. Криво, еще кривее, совсем криво… Когда колдун стал ругаться последними словами, штырь-строптивец неожиданно легко скользнул в точку входа. Проекция сама собой провернулась на нужный угол, двинулась вверх и стала как влитая. Совмещения узлов и созвездий, Дома-патроны, апогеи с перигеями…
Все на месте.
Перед закрытыми глазами возник Исток. Рождение. От него сквозь черноту безвременья тянулась прочная золотистая нить Свершившегося. От Сверткав стороны разбегались, подернувшись изморозью, еле заметные паутинки мнимцев —случайных вероятностей прошлого. Скоро начнутся дальние мнимцы, настоящие-будущие, и тогда не зевай: вяжи узелки на память, отслеживай характер патронов…
Поехали!
Глянцевый паучок по имени Андреа потер лапки, споро зашуршав по золотистой нити. Словно грешник Эйдель Вайс решил сбежать из геенны по шелковинке, брошенной ему Хургой Сострадательным. Узел. Патрон Кварты Стихий. Ерунда: это произошло два года назад. Дальше, дальше… Узел, три мнимца… Есть! Вот он, миг между прошлым и будущим. Улитка судьбы медленно, едва заметно ползет по склону темной горы к вершине, оставляя за хрупким домиком нерушимую вязь Свершка. Сейчас рожки улитки ткнутся в очередной узел… О небо! Воистину сейчас! Бронзовый Хромец в зените… Дом-патрон? Проклятье! Вечный Странник, оглянись на мальчишку!
Свершок знал свой шесток: он уходил прямиком в Дом Восходящего Солнца.
Среди ночи.
Мускулюс будто наяву увидел, как корчится в пламени, свиваясь в обрывки траурных лент, золотистая паутинка. Пожар Судьбы. Ах, как бы хотел глянцевый паучок Андреа выпустить из брюшка новую паутинку, сияющую золотом, продлить линию жизни Тиля за обрыв треклятого узла. Пусть не золотую — хотя бы мерцающую инеем ниточку мнимца, шанс, возможность! Встать рядом против врагов-невидимок, сжав в кулаке смешной ореховый прутик!.. Позвать Яноша с корягой…
Стоп. А ведь здесь есть вторичный мнимец. Слабый, но вполне отчетливый. Кажется, еще мгновение назад его не было. Цвет странный, сочно-желтый, будто цветок одуванчика. Мускулюс знал, что он никудышный астролог. Насколько он помнил, такие мнимцы не упоминаются в «Поясе ханг-Раббья». Однако… Желтый одуванчик вспыхнул ярче, прорастая в область Свершка. Малефик затаил дыхание. Сотворив за свою жизнь немало чудес, сейчас он боялся поверить в чудо.
Цветок, отдав желтизну обугленному было Свершку, налился снежной сединой. И снежинки-летуны, даруя новую жизнь, ринулись прочь, за межу рокового Дома Восходящего Солнца.
Паучок провожал их взглядом, загадывая желание.
Малефик прекрасно знал, что в Вышних Эмпиреях время дивергентно гребневому стяжню. Но чтоб настолько?! Трудно дался ему гороскоп мальчишки. Вот что значит работа не по профилю. Рисунок созвездий заметно сместился, небо начало бледнеть. Ночь с явной неохотой готовилась уступить место дню, но пока не торопилась сдавать позиции. Сколько же он пробыл в Эмпиреях? Вон и солнце выбирается из-за горизонта… Только почему-то на севере. Глаза слипались, мысли путались, и Мускулюс не сразу сообразил: какое, к ежу-заступнику, солнце?!
Пожар! Самый настоящий.
… тот самый…
На деревянных ногах колдун, словно статуя Хромого Мельника, вывалился за ворота. Горело рядом, ближе к тупику. Ятаганы сполохов рубили зыбкую тьму, от бликов мутило. Слышались крики людей; издали, приближаясь, несся дребезг пожарных колокольцев. По большому счету, колдун на пожаре — дурная примета. Огонь и без малефициума погасят — вон, брандкоманда спешит на помощь! — и вообще, стыдно уподобляться праздным зевакам… Однако, несмотря на уйму здравых рассуждений, ноги дерево деревом, а несли Мускулюса к дому Шишмаря.
Малефик угадал: горело именно там. Сам дом, к счастью, еще не занялся. Полыхала малая пристройка в боковом крыле, но огонь грозил перекинуться на общую крышу. К дому от колодца выстроилась редкая цепочка добровольцев, передавая друг другу кожаные кошели и ведра с водой. Часть народа вовсе никакого участия в тушении не принимала: глазела, судачила. Кое-кто суетился на крышах соседских домов, укрывая их от искр мокрыми «парусами», нарочно предназначенными для таких целей.
Темные силуэты, мечущиеся на фоне пламени, напоминали беспокойных эрзац-даймов Кишащей Бездны Рок.
— Р-р-разойдись!
— П-п-поберегись!
— С д-д-дороги!
Согласно «Наказу о городском благочинии», пожарно-сторожевую охрану испокон веку набирали исключительно из заик. Поскольку общеизвестно, что «заики наиболее противны стихии огня и успешнее других противостоят ей».
Зеваки брызнули в стороны, опасаясь угодить под копыта. Через распахнутые ворота во двор, едва не задавив бегающего и вопящего об убытках Шишку, влетела упряжка. Пара лохматых битюгов, разогнавшись втрое против беговых рысаков, влекла телегу, облепленную пожарниками, словно вор — грехами. На телеге, кроме бравых усачей, имела место здоровенная бочка с металлическим коробом поверху. Бочку оседлал тщедушный брандмейстер в турнирном шлеме с забралом. Он сосредоточенно звонил в колокольчик.