Сборник «Хрустальный грот»
Шрифт:
К закату все было кончено. Эльдоль, герцог Глостерский, стащил Хенгиста с коня под самыми стенами Кэрконана, где тот попытался спастись бегством. Остальные саксы бросили поле боя и бежали. Большинство из них настигли в горах и в теснине у подножия Кэрконана. С наступлением сумерек у ворот крепости зажгли факелы, и в нее на белом скакуне через мост въехал Амброзиус, оставив поле боя воронью, священникам и похоронным командам.
Я не сразу отправился к нему, дав время на похороны павших и очищение крепости. Кроме того, для меня наверняка найдется работа среди раненых, а с передачей послания от моей матери спешить не было необходимости. Пока я сидел на майском солнце между пением малиновки и шумом битвы, я почувствовал, что матери вновь стало плохо и ее уже нет на свете.
Я спустился между кустами утесника и колючками. Уэльсцы давно ушли. Издалека доносились отдельные крики и звуки битвы, небольшие группы занимались поиском и вылавливанием беглецов.
Внизу, на равнине, сражение завершилось. Раненых уносили в Кэрконан. Повсюду мелькали факелы, долину заполнило светом и дымом. Люди перекрикивались, неслись крики и стоны раненых, лошадиное ржанье, резкие команды, топот носильщиков. То там, то здесь в неосвещенных местах появлялись люди по одиночке или по двое, рыская между павших. Они нагибались и поспешно переходили от тела к телу. Иногда, где они останавливались, раздавался крик, неожиданный стон, блеск металла и звук удара. Мародеры делали свое дело среди мертвых и умирающих, опережая войсковых спасателей. Кружили вороны, едва не задевая крыльями факелы. Парочка птиц уселась неподалеку от меня на камне. С наступлением ночи появятся и крысы, набежав из сырых подвалов замка поживиться мертвечиной.
Работа по спасению раненых выполнялась быстро и действенно, как и все, что делалось в армии Князя. Когда все вернутся, ворота запрут. Я решил, что найду отца, выполнив основные задачи. Наверное, ему сказали, что я уже благополучно вернулся, и он догадается, что я помогаю докторам. У нас еще будет время поужинать и поговорить.
На поле носильщики по-прежнему разбирали своих и чужих. Мертвых саксов сваливали в кучу на середине поля. Я понял, что их сожгут по их погребальному обычаю. Рядом с растущей грудой тел стоял в карауле взвод воинов, охранявших нагромождение из сверкавшего оружия и украшений, снятых с мертвых. Погибших бриттов складывали рядами у стены для опознания. Небольшие группы людей во главе с командирами наклонялись над каждым из них. Пробираясь по взбитой многими ногами грязи, смешанной с пропахшей кровью маслянистой слизью, я прошел мимо тел нескольких оборванцев, судя по виду, бродяг или крестьян. Один из них, пришпиленный к земле, как насекомое, сломанным саксонским копьем, продолжал извиваться под оружием, оставшимся в его теле. Я поколебался, затем подошел и наклонился над ним. Лишенный способности говорить, он следил за мной глазами. Видно было, что он продолжает надеяться. Если бы его закололи более чисто, я бы вытащил лезвие и он умер бы от потери крови, но сейчас для него имелся более быстрый выход. Я достал свой кинжал, откинул плащ, отошел так, чтобы на меня не попала струя крови, и вонзил кинжал ему в шею. Вытерев кинжал о лохмотья мертвеца, я выпрямился и встретился с холодным взглядом человека, наблюдавшего за мной. В руках он держал наготове меч.
К счастью, я знал его. Он тоже узнал меня, рассмеялся и опустил меч.
— Ты везуч. Я чуть было не проткнул тебя со спины.
— А я и не подумал. — Я убрал кинжал обратно в ножны. — Досадно умереть, попытавшись обокрасть такого. Что у него, по-твоему, можно забрать?
— Ты не представляешь себе, что они только не забирают: все, начиная от мозольного пластыря и кончая ремешком от порванного сандалии. — Он кивнул головой на высокие стены крепости. — Он ищет тебя.
— Я иду.
— Говорят, ты предсказал все это, Мерлин? И Довард тоже?
— Я сказал, что Красный Дракон одолеет Белого. Но думаю, что это еще не все. Что с Хенгистом?
— Там. — Он снова показал на крепость. — Он бежал к крепости, когда саксонские ряды дрогнули, и был захвачен прямо у ворот.
— Я видел. Он внутри и жив?
— Да.
— А Окта, его сын?
— Бежал. Он и его кузен, как его, Эоза? Ускакали на север.
— Значит, еще не все. За ними организовали погоню?
— Пока нет. Он сказал, что времени хватит. — Он посмотрел на меня. — Хватит?
— Откуда я знаю. — Я не хотел ничего говорить. — Сколько времени они собираются здесь оставаться? Несколько дней?
— Говорят, что три. Чтобы похоронить мертвых.
— Как поступят с Хенгистом?
— А как ты думаешь? — Он сделал рубящее движение ладонью. — Давно пора, если спросишь. Они как раз совещаются там по этому поводу, хотя судом это не назвать. Князь пока не высказался, но Утер призывает его убить, да и жрецам надо немного крови, чтобы закончить достойно день. Ладно, мне пора выискивать мародеров. — Поворачиваясь, он добавил: — Мы видели тебя на холме во время сражения. Люди говорят, что это было предзнаменование.
Он ушел. Сзади с карканьем взлетел ворон и уселся на грудь убитого мною человека. Я позвал факельщика осветить мне путь и направился к главным воротам крепости.
Я был уже у моста, когда в воротах показалось факельное шествие и из крепости вывели под конвоем связанного светловолосого гиганта, в котором я узнал Хенгиста. Воины Амброзиуса образовали каре, внутрь которого завели саксонского вождя. Там его, наверное, толкнули на колени, и светлая голова исчезла за рядами британцев. На мосту показался Амброзиус. Слева его сопровождал Утер, а справа незнакомый мне человек в одеянии христианского епископа, заляпанном кровью и грязью. За ними следовали остальные. Епископ что-то горячо шептал Амброзиусу на ухо. Лицо Амброзиуса застыло, превратившись в непроницаемую маску — холодное, ничего не выражающее лицо, так знакомое мне. Он сказал что-то вроде: «Увидишь, они будут довольны» и что-то еще, после чего епископ наконец умолк.
Амброзиус занял свое место и кивнул командиру. Прозвучала команда, свист и звук удара. Из толпы послышался шум, похожий на рычание. Епископ произнес победным хриплым голосом:
— Так сгинут все неверные, враги единого бога. Бросить его тело на съедение волкам и коршунам!
Тут раздался голос Амброзиуса, холодный и спокойный:
— Он отправится вместе со своими воинами к своим богам, как велят обычаи их народа.
— Скажешь мне, когда будет все готово, я подойду, — добавил он, обращаясь к командиру.
Епископ вновь начал кричать, но Амброзиус, Утер и остальные уже отвернулись, не слушая его, и зашагали в крепость. Я пошел следом. Копья, сомкнувшиеся было передо мной, разомкнулись. Крепость охранялась британцами Амброзиуса, и меня узнали.
Внутри находился большой квадратный двор, заполненный людьми и лошадьми. Раздавались топот, шум, крики. На дальнем конце двора невысокая лестница вела в главную залу и башню. Группа во главе с Амброзиусом начала подниматься по ступеням, а я свернул в сторону. Можно не спрашивать, где разместили раненых. На восточной стороне стояло длинное двухъярусное здание, отданное под перевязочный пункт. Я сориентировался по звукам, несшимся оттуда. Меня с благодарностью принял главный доктор, у которого я обучался в Бретани, человек по имени Гандар. У него явно не было работы для жрецов или волшебников, но очень кстати пришлась, пара умелых рук. Он дал помощников, нашел кое-какие инструменты, коробку с мазями и лекарствами и втолкнул меня — в буквальном смысле этого слова — в длинную комнату. Комната была немногим лучше, чем крытый сарай, но она вмещала тем не менее около пятидесяти раненых. Я разделся до пояса и принялся за работу.
Где-то к полуночи самое худшее осталось позади, и работа пошла спокойнее. Я находился в дальнем конце, когда легкий шум у входа заставил меня обернуться. Амброзиус, Гандар и пара военачальников обходили раненых. Они останавливались около каждого человека, около тяжелораненых вполголоса консультировались с доктором.
Я зашивал рану на бедре, она была чистая и скоро зажила бы, если бы не глубина и разрывы по краям. К всеобщему облегчению, человек потерял сознание. Я работал, ни на кого не глядя. Зашив, я потянулся за повязками, приготовленными помощником, и забинтовал рану. Закончив, поднялся. Помощник принес таз с водой. Окуная руки в воду, я заметил, что Амброзиус улыбается. Он еще не снял свою изрубленную и помятую броню, но выглядел свежим и бодрым, готовым снова участвовать в битве. Глядя на него, раненые словно набирались сил.