Сборник "Круг Земель"
Шрифт:
– Мне ведомо твое наречие, хотя я и не знаю откуда. Ималдиал означает Покоренный Браслетом. – Элиен улыбнулся.
– Мое наречие ведомо каждому, ибо оно есть наречие любви.
С этими словами Гаэт поцеловала Элиена в губы. Ее коготки легонько царапнули его грудь. Наваждение неги продолжалось.
Элиен спал. Дворец был залит неярким зеленоватым светом, который вкупе с ароматными благовониями источали светильники.
Та или, точнее, тот, кто принял обличье Гаэт, в это время нежился в купальне. Да, это очень интересно – быть в теле женщины, быть почти женщиной, чувствовать, как она, опускать взгляд вниз и видеть красивые груди и непривычно высокий лобок, лишенный вполне привычного продолжения.
Урайн был в восторге от своего нового замысла. Хвала Хуммеру, который подарил ему эту поразительную власть над расстояниями, над людьми, над кутах, над стихиями. А над миром? Полная власть над миром близка, и каждое мгновение неумолимо приближает час его безраздельного торжества.
Если все пойдет так, как надо, – а иначе никак пойти и не может – Элиен станет таким же, как и Шет окс Лагин, и притом станет по своей доброй воле. Если, конечно, то, что осталось от его рассудка, вообще можно называть волей.
Элиен сейчас полностью в его, Урайна, власти. Пожелай он убить харренского выскочку – и это можно сделать проще, чем съесть лепешку с тушеной капустой. Но этот человек – Звезднорожденный, и он нужен ему, как никто другой. К тому же какой этот Элиен, однако, жеребец…
Урайн-дева, Урайн-Гаэт мечтательно закатил глаза.
В этот момент он почувствовал чье-то враждебное присутствие. Напряг все свои зрения,чтобы понять, чем порождается угроза. К сожалению, нечеловеческое по своему существу тело мнимой Гаэт сильно сужало его возможности и он отыскал источник угрозы только тогда, когда в одном из витражей задребезжали стекла.
Урайн опрометью выскочил из купальни и бросился к окну.
Это был витраж с Элиеном и Леворго. Дрянной, совершенно неуправляемый все-таки этот Город Пустоты! Стоит кому сюда заявиться, и в витражах заводится невесть что – то полная история деяний, то полная история злодеяний, то даже ему, Урайну, неведомые знаки неведомых магий. Зачем?! Как?!
Один Хуммер, пожалуй, смог бы ответить на эти вопросы. “Да и то, – с мерзким холодком между лопатками подумалось Урайну, – позабыл ведь он наверняка обо всем этом в своем Сне”.
Тело Гаэт исподлобья зыркнуло на витраж и произнесло нежным голоском:
– Именем Хуммера, успокойся и замри навек, непокорное стекло.
Урайн далеко не всегда нуждался в заклинаниях. Многие сочетания первоэлементов иногда покорялись простым, обыденным словам. Такие сочетания первоэлементов, как это стекло, например, заклинать не требовалось. Но нет. Чужая воля, проникшая сюда, к изумлению Урайна, была очень и очень сильна. Новая волна дрожи прокатилась по витражу, и он с тихим звоном разлетелся на пышное соцветие отдельных стекол. Но осколки не упали, а закружились, подхваченные противоестественным вихрем, и с устрашающим свистом двинулись к Урайну.
– Пади на землю, ассармагеноннауфр! – топнуло ножкой тело Гаэт.
Вихрь стекол замер на месте, остановленный страшным заклятием. Но дрожь уже перекинулась на другие витражи, и они тоже лопались, словно от нестерпимого жара, словно бы за стенами бушевало невидимое пламя. Но вместо раскаленного воздуха во дворец с улицы хлынули потоки ночной свежести.
Со всех сторон деву теперь окружало грозное бушующее стекло.
– Сгинь и убирайся, ваоллам!
Многие осколки исчезли в ярких багровых вспышках, сокрушенные силой заклятия, но оставшиеся, вращаясь с такой сумасшедшей скоростью, что казалось, кружились тысячи блестящих колец, устремились к тому, кто принял обличье Гаэт.
С этим телом Октанга Урайна было покончено в несколько мгновений. Во все стороны брызнула черная кровь, быстро сохнущая и не оставляющая после себя никаких следов. Гаэт исчезла в сверкающем буране.
Он проснулся. Все по-прежнему, но в пустых окнах гуляет ветер, в голове царит абсолютная пустота, а на левой руке, словно острым краем маленького стеклянного осколка, выцарапано по-харренски: “Элиен”.
Элиен! Он вспомнил свое имя! Никакой не Ималдиал. Элиен!
Вслед за именем вспомнилось все. Сагреала. Гаэт. Знак Разрушения. Леворго. Тиара Лутайров. Октанг Урайн. Легередан. Город Пустоты. Три дня с Гаэт. С Гаэт?!
Оружие Эллата, одежда, другие вещи – все это было аккуратно разложено на низких цельносеребряных столиках. И никого. Ни Гаэт, ни прислужниц. Он принялся искать браслет из черных камней, бывший его тайной, его счастьем, его утешением. Но браслета не было.
Элиен вышел из дворца под неяркое осеннее солнце. Все было по-прежнему, но теперь призрачные люди на плоских крышах домов не вызывали в нем восхищения. Цветы на яблоневых и персиковых ветвях казались вырезанными из тонкого акийорского пергамента.
Дельфины в пышных фонтанах покрылись густой сетью трещин. С каждым его шагом, сделанным по направлению к воротам, Город дряхлел и разрушался.
Когда потомок Креза прошел мимо тающих стражей в воротах и его ступни вновь погрузились в серые пески Легередана, Город Пустоты вернулся в пустоту, его породившую. Вместе с ним исчез и браслет с черными каменьями.
Сын Тремгора чувствовал полное, абсолютное душевное опустошение. Его Гаэт похищена. Похищена кем? В этом не возникало сомнений.
Чудом выживший ноторский конь блуждал неподалеку. Элиен погладил его по отощавшей морде.
Они пошли дальше. Когда перед ними протянулась очередная полоса хищных песков, Элиен полез в мешочек и швырнул в песок полпригоршни семян дыни Рума.
– Афара мабат, – пробормотал потомок Кроза, и его конь встретил радостным ржанием сочный зеленый ковер, по которому можно было идти и который можно было есть.