sbornik) Litmir.net 259964 original 15e00.fb2
Шрифт:
– Одну, – сказал Леонард.
Луноликий попытался бежать. Я был в долгу перед Леонардом, так что побежал следом. Догнал Луноликого, схватил за плечо, развернул к себе и врезал ему по морде с правой. Луноликий упал. Прежде чем он успел подняться, рядом уже оказался Леонард с рукояткой топора в руке. Вроде бы он сделал целых три удара, чтобы добиться своего, не помню. Я отвернулся. Но вроде бы это была правая нога.
Мы оставили машину Леонарда на стоянке у церкви, и это показалось нам иронией
– Что, если эти парни выберутся из леса и позвонят? Предупредят Бастера?
– До их машины не одна миля, – ответил Леонард. – До Ноу Энтерпрайз. У них по одной ноге сломано. Кроме того, это ты не хотел, чтобы я их убил. По мне, лучше бы им лежать в Сабине, чтобы их рыбы ели.
– Экий ты хладнокровный, брат.
– Совершенно.
Мы думали, что придется поискать, где выступает «Госпел Опри», но, проезжая, увидели народ, собравшийся на представление. Большую толпу.
– Только внутрь запускают, – сказал Леонард. – Сколько времени? Девять? Или десять? Никогда не думал, что Иисус так допоздна зависал.
– Точно. Он обычно рано ложился и рано вставал.
Достав револьвер, я убрал его под рубашку сзади. Рукоятку топора и все, что с ней было связано, мы оставили на заднем сиденье. Подойдя ближе, мы увидели, что толпа растет.
– Что тут такое? – спросил я пожилого мужчину с тросточкой.
– «Госпел Опри», как обычно. Сегодня шоу молодых дарований. Неужто не знаете?
– Нет, не знаем, – ответил я.
– Веселее, чем цирк с обезьянами. Поют, танцуют, разыгрывают комедии. Отличное развлечение.
– Тебя впустят, сынок, – добавил он, поглядев на Леонарда. – Хотя я помню времена, когда не впустили бы.
– Боже, как времена меняются, – ответил Леонард.
Оглядевшись, я увидел, как люди по очереди заходят через другую дверь, боковую.
– А это кто? – спросил я старика.
– Дарования. Записываются на выступление.
– Тогда пошли, Хэп, – сказал Леонард.
И мы встали в очередь вместе с дарованиями.
– Веселее, чем цирк с обезьянами, – сказал я. – И таких, как ты, пускают, Леонард.
– Ну, сэр, точняк, что этим заправляют белые голодранцы. Точняк.
Внутри сидел за столом невысокий мужчина. Сделав скучающее выражение лица, он спросил наши имена, и мы их назвали, без фамилий. Леонард сказал, что мы исполним песню.
Конечно же, мужик не нашел нас в списке.
– Мы в программе, – сказал я. – Звонили заранее, и все такое. В Овертоне нас считают уникальными.
– Овертон такого размера, что его переплюнуть можно, – сказал мужчина.
– Угу, но мы здесь, и мы не маленькие.
Он ненадолго задумался.
– Вот что. Есть двое парней, которые играют на волынках и которые отменили выступление. В прачечной килты потеряли или что-то вроде. Я отдам вам их место. Вы не регистрировались, но так сойдет. Так будете петь?
– Аки птички долбаные, – сказал Леонард.
Мужик поглядел на него и медленно улыбнулся. Вряд ли Иисус всегда пребывал в доме сем. Он махнул нам рукой, и мы пошли дальше.
– Певцы? – переспросил я.
– Уникумы, – ответил Леонард.
Все сработало, и нас отвели за кулисы. Там уже вовсю готовились. Старый мужчина в чем-то вроде сержантской формы, толстый и лысый, дышащий так, будто ему не хватало кислородной подушки, держал куклу для чревовещания, одетую рядовым, в пилотке, и все такое. Скажу я вам, терпеть я не могу чревовещателей. Когда я был ребенком, как-то вечером увидел старый фильм «Глубокой ночью», из нескольких новелл. Одна из них была про чревовещателя, чья кукла отняла у него жизнь. Перепугался до чертиков. Потом нервничал, только увидев кусок дерева, вырезанный для куклы. А эта кукла выглядела так, будто над ней поработали крысы и человек с ножом для колки льда.
– И давно этим занимаетесь? – спросил я.
Он со свистом вдохнул, прежде чем ответить.
– Я зарабатывал этим нормальные деньги. А сейчас никуда не берут, только на эти шоу дарований и детские праздники. Не так все хорошо, как прежде. У них теперь этот клятый Интернет есть. Ох, парни, вы же на меня не наябедничаете, а? Они же хотят, чтобы мы слова лишнего не сказали.
– Ни хрена не скажем, – ответил Леонард.
Старик рассмеялся.
– У вас ничего выпить не найдется, а?
Мы сознались, что нет.
– Ну и ладно. Просто спросил.
Он немного тряхнул куклу, поднялась пыль.
– Рядовой Джонсон пообносился. Жена раз ножом его ткнула, а еще меня им по голове молотила. Повреждения были и у меня, и у него. Сознание потерял, старый пердун, а очнулся в памперсе.
Усмехнувшись собственной шутке, он продолжил:
– Денег не было, чтобы его починить. Приходится по ходу представления делать вид, что закрытый глаз – то, что и было задумано. Это добавляет изюминку.
– Еще бы, – сказал я. – Вы их сразите наповал.
Оставалось надеяться, что он не сразит наповал себя. У него было красное лицо, он тяжело дышал и выглядел так, будто у него в любой момент может случиться инсульт. Может, насчет старого пердуна и обморока он и не шутил.
Мы все стояли, выстроившись в ряд и глядя в сторону сцены. Там выступали танцоры. Группа играла и пела, словно хор умирающих коров, а танцоры плясали так, будто у них были деревянные ноги. Потом выступал молодой горбоносый парень, игравший на скрипке так скверно, как будто он бревно пилил. От такого визга даже зад сморщится.