Сборник "Почтальон всегда звонит дважды"
Шрифт:
— Ты так уверена?
— Конечно.
— Что ж, поживем — увидим.
— Нет, пожалуйста… Видишь ли, я люблю мужа. И здесь, сейчас — больше, чем когда-либо.
Теперь уже я смотрел на огонь. Следовало распрощаться с ней, и немедленно, я точно знал. Но что-то не давало мне это сделать, а только подталкивало все ближе и ближе к краю. И еще я чувствовал: она говорит не то, что думает. Точь-в-точь как тогда, когда я увидел ее впервые. Тогда за ее словами тоже стояло другое. Никак не удавалось избавиться от этого ощущения, и я снова повернулся к ней:
—
— Ну, я беспокоюсь.
— Думаешь, в такую дождливую ночь ему там, на разработках, кран свалится на голову?
— Прошу, не надо так говорить!
— Но видно, именно это ты имела в виду?
— Да.
— Что ж, понять можно. Особенно если учесть весь набор.
— Я не понимаю. Какой набор?
— Ну, дождливая ночь, шахта, кран…
— И что?
— Упадет на него.
— Прошу вас, мистер Хафф, не надо! Не надо говорить такие вещи. Тут не до смеха. Вы меня пугаете до смерти. Почему вы так жестоки?
— Да потому, что именно ты собираешься опрокинуть на него этот кран!
— Я… что?!
— Ну, может, не кран. Что-то другое. Что-то якобы случайно упадет ему на голову, и он погибнет.
Удар попал в цель, глаза ее засверкали. Прошла целая минута, прежде чем она заговорила. Ей надо было тут сыграть очень точно, но я застиг ее врасплох, и она никак не могла решить, как вести себя дальше.
— Ты… шутишь?..
— Нисколько.
— Шутишь или рехнулся. Боже, да ничего подобного я в жизни не слышала!
— Я не рехнулся и не шучу. И ты слышала о таких вещах. Именно об этом ты только и думаешь, с тех пор как встретила меня. И именно поэтому ты сюда и заявилась.
— Ни секунды больше здесь не останусь! Слушать такие мерзости!
— О'кей.
— Я ухожу.
— О'кей.
— Ухожу сию же минуту…
Итак, я отступил от края пропасти, дал ей понять, что догадался о ее намерениях. Словом, сделал все, чтоб никогда больше мы не могли вернуться к этой теме, разве нет? Нет! Я только собирался это сделать. Я даже не встал, чтоб подать ей плащ. Я не отвез ее домой. Я обращался с ней как с приблудной кошкой. Но все время я твердо знал, что завтра вечером будет вот так же идти дождь и они там, в Лонг-Бич, будут себе бурить скважину, а я разведу в камине огонь и буду сидеть и глядеть на него. И ровно в девять снова раздастся звонок.
Войдя, она со мной даже не заговорила. Минут пять мы сидели у огня молча. Потом она сказала:
— Как только у тебя язык повернулся говорить мне такие вещи?
— Потому что это правда. Именно это ты собираешься сделать.
— Теперь? После того, что ты тут наговорил?!
— Да, после того, что я тут наговорил.
— Но, Уолтер, именно поэтому я и пришла к тебе сегодня. Я все обдумала. Мои две или три фразы ты мог понять превратно. Я даже рада, что ты заметил это и предупредил меня. Ведь я могла ляпнуть такое кому угодно и где угодно. И человек, не зная моих обстоятельств, все неправильно бы понял. Но теперь, я уверена, ты видишь сам, ничего подобного мне и в голову не могло прийти.
Это означало, что целый день она провела, трясясь от страха, вдруг я вздумаю предупредить мужа или выкину еще какой-нибудь фортель. И я решил продолжать игру.
— Ты назвала меня Уолтер. Как зовут тебя?
— Филлис.
— Филлис, можно подумать, оттого, что я обо всем догадался, ты откажешься от своей затеи. Нет, ты доведешь дело до конца, и я помогу тебе.
— Ты?!
— Я.
Снова я застиг ее врасплох, только на этот раз она даже не пыталась сыграть оскорбленную невинность.
— В таком деле не может быть сообщников. Это невозможно.
— Невозможно? Тогда послушай, что я сейчас тебе скажу. Тебе необходимо найти сообщника. Конечно, в идеале такие делишки лучше проворачивать в одиночку, чтоб ни одна душа на свете не знала, это уж точно. Но загвоздка в том, что одной тебе не потянуть. Не потянуть, потому что придется иметь дело со страховой компанией. Тебе нужен помощник. И никто не поможет лучше человека, знающего все ходы и выходы в страховом деле.
— А тебе зачем? Чего ты хочешь?
— Тебя. Это первое.
— Что еще?
— Денег.
— Ты хочешь сказать, что… предашь свою компанию и сделаешь это ради меня и денег, которые мы получим?
— Именно. Совершенно верно. А тебе советую впредь не вилять, а говорить прямо, как есть, потому что если я начну дело, то доведу все до конца, и промашек быть не должно. Но мне нужна информация. Все подробности и детали. С этим… не шутят.
Она закрыла глаза и вдруг заплакала. Я обнял ее и похлопал по спине. Смешно — после всего, о чем мы тут говорили, я утешал ее, словно малого ребенка, потерявшего пенни.
— Прошу тебя, Уолтер, пожалуйста! Не позволяй мне. Мы не должны… Какое-то безумие…
— Да, безумие.
— И все равно мы сделаем это, я чувствую.
— Я тоже.
— Ты знаешь, к тому нет никаких причин. Он относится ко мне прекрасно, как только может относиться любящий муж к любящей жене. Я не люблю его, но ничего дурного он мне не сделал.
— И все равно ты на это идешь.
— Да. И помоги мне Бог. Потому что я все равно сделаю это.
Она перестала плакать и какое-то время молча лежала в моих объятиях. Затем очень тихо, почти шепотом, сказала:
— Он несчастлив. Для него будет лучше, если он умрет.
— Вот как?
— А разве нет?
— Не думаю. Не так уж плохи его дела.
— Знаю, знаю. Ты прав. Я сама стараюсь убедить его в том же. Но во мне сидит что-то такое… Я не знаю, как назвать. Может, я ненормальная. Во мне есть что-то, что любит смерть. Иногда мне кажется, я сама — смерть. Смерть в алом саване, летящая в ночном небе над землей и такая прекрасная… И печальная. И желающая осчастливить весь мир, всех-всех, кто его населяет. Унести их к себе, в ночь, от горестей и тревог, от несчастий. Ужасно, Уолтер. Я знаю, что ужасно. Я стараюсь это внушить себе. Но мне… почему-то не кажется это ужасным. Мне кажется, что я действительно хочу сделать ему как лучше. Только вот он не понимает. А ты понимаешь меня, Уолтер?