Сборник "Похитители душ"

Перумов Ник

Сзади пыхтели.

– Все-е! – крикнул сзади Дима. – Поместились!

Так. Поместились. Теперь можно полежать и немножко отдохнуть.

– Лень! Ты как там? – заорали рядом. Ага, значит, это пыхтел Цукоша.

– Я-то ничего! Созерцаю подошвы Кувалды Гризли!

– Ну и как?!

– Боюсь, долго не выдержу!

– А что так?!

– Слушайте, придурки! Вы долго еще через меня перекрикиваться собираетесь? – сварливо спросил Двоечник. – Трудно десять минут молча полежать? Соскучились очень?

– Лень,

слышишь? Кажется, Двоечнику твои подметки тоже – не подарок! – заржал Цукоша.

– Странный какой коридор здесь!

Это уже Дима. Тоже, видать, заметил.

Впереди что-то быстро загундел Кувалда.

– Чего, чего? – Сане показалось, что он ослышался. А когда понял, что – нет, чуть не заорал от страха.

– Что он говорит? – переспросил Стармех.

– Он говорит, что это рабочий лаз муравьев-болтунов, – дрожащим голосом ответил Цукоша.

– Тогда – какого черта… – начал было Стармех, но поперхнулся и замолчал. Ясно какого. Стрельцы-весельцы, стрельчаки-весельчаки. Лежи вот теперь и думай, чего тебе лучше: ржавчиной задыхаться снаружи или муравьев-болтунов здесь поджидать…

Кувалда забормотал, судя по тону, что-то ободряющее.

– Чего?!

– Говорит, нет их здесь сейчас, миграция у них!

– Чего?!

– Ушли, говорит, на хрен, отсюда!

Ф-фу-у… Слава Богу, хоть здесь повезло немного.

– Дим, как там на улице?

Не, честное слово, орут, как на базаре.

– Да вроде нормально! Сейчас посмотрю! Ага! Вылезайте!

Рыжее облако слегка припорошило листья, поэтому казалось, что, пока мы валялись под березами, здесь уже наступила осень. Ладно, повеселились, можно и дальше топать.

И топать, и топать, и топать… До чего однообразная местность – не на чем взгляд остановить. Чего-то я и не припомню по карте, чтобы здесь так долго идти…

Кувалда наконец нашел злополучный проход, куда все облегченно и свернули. Дорожка была широкая, утоптанная, словно аллея в парке. Нет, сюда мы как-то ни разу не доходили. У нас всегда маршруты севернее лежали. Так и что удивительного? Каким идиотом надо быть, чтобы по РАВНИНЕ прогуливаться? Кувалда, правда, рубаху на пузе рвал – клялся, что саунд-волны сейчас – жуткая редкость, а здесь о них и слыхом не слыхивали… Ничего каламбурчик, да?

Пурген догнал Саню, ткнул локтем в бок:

– Слышь? Поют.

Я бы, конечно, пением эти звуки назвал с большой натяжкой. Так, мычание. Но, учитывая низкую музыкальную грамотность местного населения, явление, безусловно, необычное.

Впереди остановились, и Саня услышал довольный голос Гризли:

– Это, ить дошли… Цветник это…

Местность здесь совершенно незаметно понижалась, образуя нечто вроде а-агромадного блюдца, метров пятьсот в диаметре. И вот теперь представь, что в это самое блюдце набросали мелко нашинкованную радугу, пардон за пошлое сравнение, ничего умнее в голову не пришло.

Это и был знаменитый и совершенно незнакомый нам Цветник.

А начали мы знакомство с жуткого конфуза Цукоши.

Совсем рядом с дорожкой начинались заросли неизвестного растения, на ветках которого, трогательно поддерживаемых палочками-рогульками, висела клубника величиной с футбольный мяч. Обжора-Азмун и здесь не смог подавить зов вечно голодного брюха. Он сорвал с ветки ближайшую ягоду и с хлюпаньем засунул в нее довольное лицо.

Тут же выронил ягоду и согнулся пополам.

Его вырвало.

От лежащей на земле клубничины разносился сильнейший запах падали.

– Эх ты, дурында, – ласково сказал Кувалда, с жалостью глядя на содрогавшегося Цукошу, – ее ж только Пакость есть может…

– Ого, – тихо заметил Леня. – А вот и садовник пожаловал.

Странной, подпрыгивающей походкой к ним действительно направлялся человек. Когда он подошел достаточно близко и уже можно было разлядеть его лицо, Цукошу снова вывернуло. Ну, это, наверное, по инерции. Хотя зрелище, доложу я вам, было… весьма и весьма специфическое.

Недопеченный крендель с как попало воткнутыми изюминками глаз, который, перед тем как посадить в печь, изрядно покромсали ножом…

Или сильно подтаявший снеговик, у которого уже и нос-морковка отвалился…

Что-то среднее между этими двумя обаяшками.

Был он невысок ростом, примерно Стармеху по плечо, с редкими длинными волосами и большими мясистыми ушами-локаторами. Подбежав к Кувалде, он радостно запрыгал вокруг него, издавая как раз то, уже слышанное нами мычание, только тоном повыше.

– Это… Кто это? – сдавленно спросил Дима.

– Это – Дуня. – Невыразимая нежность сквозила в голосе Кувалды. Он ласково гладил урода по голове и сунул ему в руку заныканный где-то кусок сахара.

– А что у него с лицом? – Бестактный вопрос, не спорю, но Дима был, честно, ошарашен.

– А-а, это-о, таким уродился, болезный, така уж у него, ить, стало быть, планида… А лицо… Он, ить, вообще безо рта на свет народивши… я вот так иду, смотрю, пацан в траве лежит… махонький, глазки черненьки, а не плачет… Гляжу – а рта-то и нет… ну, я ему ножичком и проковырял… неаккуратно маненько, да ничего, и так сойдет… Ты на лицо-т не смотри, главно дело, штоб человек хороший…

Дуня меж тем, поплясав около Кувалды, видно, решил пойти познакомиться с остальными. А знакомство у него – представляешь? – состоит в том, что, попрыгав на месте, этот урод вдруг, не спросясь, кладет тебе голову на грудь и пускает слюни.

Надо отметить, мужики очень мужественно перенесли эту трогательную процедуру. Когда очередь дошла до Сани, его замутило, но он только крепче сжал зубы. У настоящего Сани-Двоечника, без примеси, так сказать, Саши Самойлова, наверное, давно бы уже случилась истерика.