Сборник Поход «Челюскина»
Шрифт:
Надо и нам пройти в город. За шесть дней стоянки можно ознакомиться с Копенгагеном, хотя бы и поверхностно.
Внешний вид города нравится нам всем: он чист, спокоен, весь в садах и скверах. Удивляет большое количество велосипедистов — мужчин, женщин, стариков, детей. Вот мороженщик. Он едет на велосипеде вместе с прикрепленным к машине «орудием производства» — ящиком с мороженым и льдом. Вот солидная мамаша с двухлетним сыном и кошелкой направляется тем же способом на рынок. Потряхивая портфелем, проезжает мимо какой-то озабоченный копенгагенский спец. И молоденькая
Трамвай здесь дорог. 25 "oге за один конец может истратить далеко не каждый. И далеко не каждый может быть здесь частым гостем магазинов. Мало покупателей в многочисленных копенгагенских магазинах. Вот булочная. Пусто! Даже продавец спокойно удалился от прилавка во «внутренние покои» магазина. Через витрину колбасной виднеется одна сиротливая покупательница, для которой бережно завертывают ее «покупку» — какой-то жалкий хвостик колбасы.
Вечером проходим мимо небольшого ресторанчика, расположенного в саду, недалеко от набережной. В раскрытые окна и двери видны танцующие пары. Большая толпа глазеет на «счастливцев», танцующих фокстрот.
Усталые от множества новых впечатлений возвращаемся на пароход.
На набережной — толпа. Еще издали слышатся музыка и пение. Поют что-то родное. Позвольте, да это же наша, комсомольская песня! Около парохода масса молодежи с музыкальными инструментами. Дружный хор на незнакомом языке поет знакомую песню:
«Заводы, вставайте, Шеренги смыкайте…»
И еще и еще комсомольские песни, которые мы так недавно слышали на улицах Москвы! [77]
Это поют комсомольцы Копенгагена, которые пришли приветствовать людей Советской страны.
Подходят все новые и новые группы молодежи. Полисмен, которого утром еще не было, теперь с деловым видом прогуливается по набережной невдалеке от парохода.
Каждый день «Челюскин» принимает гостей. Приходят группы комсомольцев, рабочих, журналистов, научных работников. Подходят к пароходу и безработные. Они просят покурить.
Товарищи из команды «Челюскина» раздают им пачки папирос, пытаются найти общий язык для разговора.
И вот — последний день в Копенгагене. 25 июля вечером «Челюскин» снимается с якоря. На набережной собирается большая толпа провожающих. Тут и представители советской колонии, и комсомольская молодежь, и просто любопытные.
Прощальный гудок. Последние приветствия, крики. Кинооператоры торопливо снимают.
«Челюскин», набирая скорость, выходит в открытое море.
Курс на север!
На пароходе понемногу налаживается деловая, будничная жизнь.
Мы уже окончательно перестали чувствовать себя пассажирами. Разбились на бригады. Каждой из них поручена определенная работа. До Мурманска надо успеть многое: разобрать и привести в порядок грузы в трюмах, пересыпать картошку в сухое место, вычистить свиные окорока.
Много работы предстоит по подготовке к научным наблюдениям, которые в основном начнутся лишь после Мурманска: надо организовать и наладить химическую лабораторию, подготовить будки для метеорологических приборов, достать из ящиков и привести в
Тов. Баевский организует научную работу на «Челюскине». Днем он распределяет рабочие бригады по трюмам и кладовкам. Вечером созывает научную часть экспедиции. И, сбросив рабочие спецовки, мы решаем сложные вопросы, связанные с постановкой научных наблюдений во время плавания.
Хмурое утро 27 июля разгулялось к полудню теплой солнечной погодой.
Большая часть научных сотрудников экспедиции и зимовщиков в спецовках чистит ножами окорока, расположившись на бревнах будущего дома острова Врангеля.
«Челюскин» подходит к норвежским шхерам, плывет мимо группы [78] скалистых зеленых островов. Ясно видны небольшие домики с черепичными крышами, огороды, сады, церкви, фабричные трубы и маяки.
Протяжный гудок. Зовем лоцмана. Теперь «Челюскин» большую часть пути пойдет шхерами. Здесь море спокойно. Оно крепко зажато высокими берегами. Мы идем, как по большому тихому озеру, берега которого покрыты сплошной цепью поселков и городов.
«Ветчинный аврал» на пароходе продолжается. Очистки с окороков бросаем прямо в воду, и стаи чаек с криком вьются за кормой «Челюскина».
В ночь на 29 июля пассажиры «Челюскина» просыпаются от страшного грохота: летят чемоданы, хлопают двери, что-то со звонок падает на пол. Что это?
Люди вскакивают:
— Ага, начинает качать!
Включаем свет. Наспех закрепляем все вещи, наглухо задраиваем иллюминаторы. Можно продолжать спать…
Но не тут-то было! Попробуйте заснуть, когда ваши ноги медленно ползут куда-то вверх и голова начинает «проваливаться», а потом койка предупредительно придает вашему телу полустоячее положение!
Утром новое испытание: надо итти завтракать. В кают-компании шум и треск. Летят сорвавшиеся с крючков стулья, весело скачут по полу слетевшие со стола сахарницы и чашки.
Схватившись за край решетки, надетой на стол, я глубже усаживаюсь на диван, жонглируя неполно налитым стаканом чая.
Трах! Стул под зоологом Стахановым неожиданно падает, сорвавшись с крюка. Стаханов делает отчаянную попытку схватиться за решетку. Секундная пауза, и он вместе с решеткой, стулом и посудой шумно катится по полу. Качка перекатывает его из угла в угол в компании пляшущих и скачущих вещей. И глядя на его сердитое, напряженное лицо, мы не можем удержаться от хохота. Несколько минут «борьбы» — и Стаханов, поднявшись на ноги, использует «попутный наклон» пола, чтобы «спланировать» к себе в каюту и привести в порядок свой туалет.
Наверху пусто. Там остаются лицом к лицу вахтенные корабля и волны. Пробую подняться на спардек. Натыкаюсь на стены, на вещи. Вдали по левому борту вижу островки.
— Через час войдем в шхеры! — говорит капитан. [80]
* * *
«Челюскин» миновал полярный круг. Широта — 70°, но кругом зеленые населенные острова. Хорошо видны вспаханные гряды и садики около домов. А над лесами, над зеленью — холодные и спокойные снеговые вершины гор. Мы отдыхаем от вчерашней качки, любуемся красивыми берегами.