Сборник "Посольский десант"
Шрифт:
— Прекрасно. Но скажите пожалуйста: если это — столь высокое учреждение, почему же здесь оказались мы? Ведь нас собираются обвинить, насколько я могу понять, по чисто уголовному делу — но такое можно было бы сделать в любом суде самого невысокого ранга…
— Разумеется, в любом участковом суде в качестве первой инстанции. Но друг мой, собредам ведь тоже хочется что-то делать, они порой изнывают от безделья и готовы заняться чем угодно — лишь бы выступать, говорить страстно, горячо, убедительно…
— Но если в их руках власть…
— А кто сказал, что власть в их руках? Во всяком случае, не я. Я никогда в жизни не позволил бы себе сказать такую глупость.
— Но я собственными ушами слышал…
— Вы слышали, что я сказал: они — Власть. Безусловно. Они — вывеска, на которой написано это слово. Большими и красивыми буквами. Но может ли кто-нибудь сказать, что вывеске принадлежит то, что на ней изображено? Ни в коем случае. Наоборот, это она сама кому-то непременно принадлежит. Является собственностью того, кто владеет всем предприятием.
— Кто же этот собственник?
Прекослов снова опасливо огляделся.
— Это не та тема, какую можно обсуждать вот так — под открытым небом и поблизости от вооруженных солдат. Как-нибудь в другой раз… (по выражению лица прекослова видно было, что он хотел бы, чтобы этого другого раза никогда не наступило). Для нас важно то, что именно тем, неизвестным (как считается) деятелям принадлежит идея Великого Бреда, в конце которого всех ожидает полное счастье.
— Что-то, похожее на социалистические или коммунистические идеи?
— Практически ничего общего. У нас два лозунга: демократия и право. Демократия — это означает, что каждый человек может принимать, принимает и должен принимать участие в управлении миром. Но у нас недолюбливают расплывчатые формулировки. И говорится конкретно: каждый исс был, есть или будет членом Сброда. И это всех устраивает.
— Ваши граждане настолько честолюбивы?
— При чем тут честолюбие? Главное — в том, что любой член Сброда имеет богатейшие возможности наживаться всеми способами, какие он догадается использовать. Главный смысл пребывания в Сброде — сколачивание личного богатства. Все это знают. И каждый думает: ладно, сегодня воруют они, но рано или поздно и я попаду в Сброд, и тогда уж не положу на руку охулки. Благодаря этой идее достигается относительное спокойствие, и сегодняшние собреды имеют полную возможность красть все, что плохо лежит. Потому что основные воры все-таки не они, а те, кто хватает и то, что лежит хорошо.
— И что же, так повелось издавна?
— Считается общепринятым — полагать, что этот нынешний порядок существовал всегда. Да, по сути, наверное, оно так и было: у кого сила, тот стоял у власти. А сила у денег. Надо думать, так и во всей Галактике, да и не только в нашей.
— То есть, вы имеете в виду…
Но прекослов, кажется, решил, что на эту тему сказано вполне достаточно.
— Нет, это вы имеете в виду, а не я; я тут не при чем. А если вы столь любопытны — обратитесь к начальнику группы Охраны Мнения. Только, если говорить откровенно, я вам разговаривать с ним не советую. Коли на вас обратит особое внимание Охрана мнения… — Прекослов не закончил, только покачал головой, и на лице его возникло выражение, более уместное на кладбище.
— Охрана мнения, — в некоторой задумчивости проговорил Федоров. — Это что же: служба безопасности? В этом роде?
— Так говорить просто неприлично! — почему-то страшно обиделся прекослов. — Вам сказано: группа по охране мнения. А мнение выражает кто? Да Великий Сброд, разумеется. Подчеркиваю: «выражает», а не «имеет». Объяснять дальше?
— Значит, не служба безопасности?
— Нет у нас такого органа. — Прекослов помолчал. — Есть Служба Надежности. Но она не в Сброде, она — сама по себе, как и Департамент Обороны. Правда, некоторое время назад Сброд хотел их включить в свою систему. Но они не согласились — сказали, что специфика не позволяет.
— Неужели не смогли заставить? — деланно удивился Федоров.
— Заставить Службу Надежности? Ммммммм…
Прекослов тянул это исполненное сомнения «ммм» еще долго. Федоров же неожиданно широко улыбнулся.
— Вы чему радуетесь, советник? — не понял Изнов.
— Я всегда испытываю удовольствие, когда обстановка начинает проясняться.
— Не понимаю.
— Ну, вам простительно. А твое мнение, Меркурий? А, коллега?
Меркурий тоже улыбнулся — широко, по-земному, что было совершенно необычно.
— Я бы сказал, что все понемногу становится на свои места.
— Да скажите же…
— Потом как-нибудь, — остановил посла советник. — По-моему, вон те пришли, наконец, по наши души.
К ним и на самом деле приблизились. Офицер, до сих пор уныло скучавший неподалеку от своих солдат, заметно оживился. Воины же подравнялись и застыли.
— Подсудимые — вот эти? — громко спросил один из появившихся.
— Так точно! — не замедлил подтвердить офицер и так вытянулся, что пелеринка его взметнулась в воздух, напомнив маленький парашют.
— Ведите их на места дискутируемых.
— Будет исполнено!
И офицер повернулся к строю:
— Смирно! Законвоировать доставленных!
— Только вы… это, — сказал пришедший распорядитель, — наручники снимите. Забыли — в зал Сброда в наручниках не вводить, а если возникнет необходимость в их наложении, это будет совершено там на месте, по частному определению Великого Сброда или же Законодательно-карательного подразделения.
— Виноват! — пробормотал офицер. — Вы там! Наручники снять!
Благодать! — проговорил Федоров, поочередно растирая запястья. — Вот, оказывается, как мало нужно человеку для счастья!
— Мне чего-то еще не хватает, — пробормотал посол. — Как следует укусить за ухо одного тут, рябого.
— Не надо быть таким кровожадным, — упрекнул советник.
— Хотелось бы, чтобы этим принципом руководствовался Сброд, — негромко, как бы про себя, проговорил Меркурий. — Вы это им подскажите.
— Думаете, будет повод?
Меркурий не ответил. Лишь усмехнулся, как усмехается взрослый, услышав наивное суждение малолетки. И тут же нахмурился, едва лишь перевел взгляд на Федорова.