Сборник "Посольский десант"
Шрифт:
— Каждому по сто тысяч барсов, — разъяснил коммерсант, прищелкнув пальцами. Это у него получилось, как короткая автоматная очередь.
— Уже семьсот, верно? Теперь: пока пойдет рассмотрение, вам нужно будет пить, есть и оплачивать жилье.
— Но я полагал, — проговорил Изнов, — что нас будут содержать здесь, а следовательно, за счет властей — если это и вправду тюрьма.
— Это тюрьма акционерная, — сказал Гост, — и обязана приносить прибыль, я вам уже говорил. Первый день вашего пребывания нам оплачивает казна, а за каждый последующий платят сами клиенты. Но мы берем по очень умеренным ставкам, так что это не самый большой расход.
— И тем не менее, — сказал прекослов. — Далее: нужно умягчить окружение, верно? Чтобы вело себя соответственно. Будь вы иссорианами, все обошлось бы куда дешевле, но для пришлых у нас цены высокие. Принято считать, — тут он слегка усмехнулся, — что они являются, чтобы задешево скупить наш прекрасный мир, поэтому с них — иными словами, с вас — везде стараются содрать побольше. Что делать — времена и нравы! — Он вздохнул, лицо его сделалось печальным. — Приходится учитывать и расходы на медицину. Накладывать швы, делать примочки, компрессы ставить, кому-то, может быть, понадобится переливание крови…
— Боже мой, это еще почему? — не выдержал Меркурий.
— Никто не станет спасать вас от народного волеизъявления, скорее наоборот. Что поделаешь: так уж повелось, жители нуждаются в развлечениях, созвучных древним традициям. В общем, медицина, считайте, тоже никак не менее ста тысяч салатных.
— Опять же барсов, — коммерсант и тут не упустил случая разъяснить. Похоже, что сама возможность произносить название граанской денежной единицы доставляло ему чувственное удовольствие.
— Восемьсот уже, — подытожил Гост.
— Ну, а остальное — на непредвиденные расходы. — Прекослов вздохнул. — Так что менее чем миллионом никак не обойтись, если хотите сохранить самих себя в относительной целости и хотя бы частичной исправности. В случае же…
— Дядюшка! — прервал его коммерсант, уже несколько минут внимательно глядевший в окно. — Кончай прения сторон. Едут, йомть.
— Прибыли за вами, — сказал Гост Изнову.
И действительно, по лестнице уже топали.
— Эй, ты! — проговорил Федоров повелительно. — Парень!
Угадав, что имеют в виду его, коммерсант обернулся.
— Согласны на твои условия! — твердо сказал Федоров. — Но с условием: аванс — половину — доставляешь через пять часов туда, где мы в то время будем находиться. Привезешь сам. Наличными. Быстро: да или нет?
— Да! — не задумываясь, ответил коммерсант.
— Советник! С какой стати… Почему?! — одновременно заговорили посол и Меркурий. Прекослов нахмурился. Гост смотрел на Федорова, прищурясь.
— Объясню потом. Уже некогда.
Тяжелые бутсы топали перед самой дверью.
— Клянусь своими ушами, — сказал Гост, — сейчас они снова дверь сломают. Ну, что за скверная привычка: каждый раз обязательно что-нибудь сломать.
Дверь и правда отлетела от сильного удара ногой. Дюжина солдат ворвалась в комнату (все-таки не хотелось никому называть ее камерой), окружила троих путешественников. В два счета им завернули руки за спину, защелкнули наручники. Вошел старший, видимо — офицер, тоже в тускло-сером, отблескивавшем металлом комбинезоне, поверх которого была надета как бы короткая пелеринка. Скомандовал; к каждому из арестованных подскочили по два солдата, стали по сторонам и подтолкнули к выходу. Гост и прекослов невозмутимо держались в сторонке; коммерсант непонятным образом испарился — вроде не выходил, но и здесь его больше не было. Офицер окинул комнату взглядом. Спросил, ни к кому в частности не обращаясь:
— Перевозку оплатят сами, или за казенный счет?
— Собственно, — ответил ему прекослов, — сию минуту клиентура не в силах, но при согласии на краткосрочный кредит…
— Кредит будет на том свете, — ответил офицер. — Ну ладно, им же хуже…
— В какой участок вы их везете? — поинтересовался прекослов.
Офицер покосился на него, словно раздумывая: отвечать, или не стоит?
— Не в участок. В Сброд. Наверное, будут подвешивать к большому колоколу.
И зычно скомандовал:
— Чего уснули? Выводить!
— Ох! — воскликнул Изнов после сильного тычка между лопаток. И тут же получил второй — за нарушение тишины. — Где ты, свобода слова?
— Да здесь она, — пробормотал Меркурий, с аристократической стойкостью перенося такой же удар прикладом. — Для одной стороны. Для другой существует полная свобода молчания. Если, конечно, не идет допрос.
— Вы уверены?
— Побои стимулируют память. Я начал многое вспоминать об этом мире…
— Ладно, — буркнул Федоров. — Воспользуемся хоть этой свободой.
На лестнице их догнал прекослов.
— Я с вами, — сказал он.
— Но вы же знаете, — почти шепотом, опасаясь нового тычка, проговорил Изнов, — что мы ничем не можем заплатить вам…
— Если бросить вас одних, то наверняка вам не удастся заплатить даже потом — и не потому, что вы не захотели бы. А так — остается хоть какая-то надежда, — ответил прекослов. — И кроме того — на моей нынешней работе так редко приходится общаться с приличными людьми…
— Ты тоже молчи! — угрожающе сказал прекослову солдат. — Не то сам схлопочешь!
Их запихнули в тесный броневик, где сидеть пришлось у солдат на коленях. Солдаты потели и пахли и еще чем-то, вроде смеси чеснока со скипидаром. Броневик страшно трясло. Прекослова в машину не пустили — просто оттолкнули и захлопнули дверцу. Он успел крикнуть только:
— Я найму автомобиль — потом поставлю в счет!..
Броневик вилял, судя по доносившемуся извне шуму, по все более оживленным улицам.
— Я чувствую себя маленькой девочкой, — сообщил Федоров. — Надеюсь, их любопытство знает пределы. Ненавижу таких — трехглазых и с носом уточкой. Вас тоже столь нежно обнимают? Я уже почти уверился в том, что я — девушка, переживающая семнадцатую весну.