Сборник "Посольский десант"
Шрифт:
— Вы говорите, как профессиональный языковед, — не утерпев, вмешался посол.
— Разумеется. Я таковым и являюсь, и даже обладаю немалой ученой степенью, имею множество трудов…
— Какое же отношение вы имеете к этой… достойной компании?
Гост пожал плечами.
— Как-то кормиться должны и филологи, — сказал он, нимало не смутившись. — Язык же, увы, хорошо оплачивается лишь собредам. Я, откровенно говоря, — продолжил он в приступе откровенности, — пробовал баллотироваться, однако не прошел по нескольким причинам; вот и подался сюда — и, клянусь вам, ничуть не проиграл: дело прибыльное и бесхлопотное, да и потом — все же гуманная деятельность…
— Это необычайно интересно, — поощрил его Изнов. — Но почему же вы не прошли — на выборах в этот… сброд, как вы его называете?
— Расскажу потом, если будет время. Ну, а в двух словах — у меня коэффициент достойности оказался слишком низким.
— Знаете, по впечатлению от нашего разговора я бы не стал утверждать…
— Вы просто не знаете, что такое коэффициент достойности. Нужно иметь за спиной достаточно много лет тюрьмы — только в таком случае вас могут признать достойным и надежным. Причем в этих делах тут строгий учет — невозможно схитрить, приписать себе такие сроки, которых не приходилось на самом деле мотать. А сейчас давайте выполним все формальности. Прошу вас сдать оружие любого вида, если оно имеется, а также все содержимое ваших карманов. Не беспокойтесь: у нас ничего не пропадает, даже деньги; правда, за пребывание и обслуживание с вас — или с ваших наследников — будет взыскано по существующим расценкам. А до тех пор все, что у вас имеется, станет фигурировать на суде в качестве вещественных доказательств, и дальнейшую судьбу вашего достояния, как и вашу собственную, определит суд.
— Ну что же, — впервые за эти минуты подал голос пребывавший, похоже, в состоянии глубокой задумчивости Федоров. — Давайте, друзья, выворачивайте карманы. К сожалению, друг Гост, денег у нас, как можете убедиться, просто нет. Так что ваша фирма на нас вряд ли заработает.
— Отчего же? — искренне удивился иссорианский языковед. — У вас же есть корабль. А он стоит немалых денег — если, разумеется, в исправности. Конечно, перед аукционом наши специалисты проверят его тщательно и всесторонне… Безусловно, жаль, что сорвалась ваша торговая операция, но что поделаешь — судьба.
Меркурий издал звук, весьма напоминавший стон.
— Да ладно, — негромко сказал ему Федоров по-русски. — Еще ведь не вечер.
— Конечно, не вечер, — угрюмо согласился синерианин. — Уже ночь.
— Что за странный язык, на котором вы разговариваете? — спросил Гост. — Это ливерский?
Он глядел на Федорова, слегка прищурившись.
— Один из его диалектов, — ответил Федоров, не задумываясь. — А вам что, не приходилось слышать раньше?
— Возможно, и приходилось… — проговорил Гост. — Не помню.
На этот раз внимательно посмотрел на него уже советник.
— Куда же нам класть все — на землю? — спросил Изнов, вмешиваясь в языковедческий диалог.
— Ребята, — позвал Гост. — Принимайте клиентуру, йомть.
Курцы, поплевав на окурки, неспешно поднялись. Один из них доброжелательно кивнул:
— Пошли наверх, йомть. Прохладно уже…
— Устраивайтесь там, — сказал вдогонку Гост. — Я потом зайду к вам. У меня дежурство до утра, а вам вряд ли спать захочется.
— А кормить нас будут? — успел поинтересоваться практичный Федоров. — По безналичному расчету?
Он вошел последним в подъезд, так и не услышав ответа.
Наверху их провели в тесную комнатку, где не было ничего для жизни, кроме трех топчанов и умывальника с полочкой, на которой стоял пластиковый кувшин и несколько таких же кружек. Висело бумажное полотенце. Единственное окно, закрытое ставнями снаружи, с внутренней стороны было снабжено еще и решеткой.
— Действительно смахивает на камеру, — проговорил Федоров, внимательно все оглядев. — Вам не кажется?
— Не приходилось бывать, — проворчал Изнов, чье настроение испортилось окончательно. — Послушайте, вы, как вас там… Надзиратель, или как к вам обращаться…
— Йомть, — сказал иссорианин в ответ. — Значит, устраивайтесь. Эта вот дверка не запирается, и если будет нужда выйти, то по коридору и направо. А вниз сходить не надо, не положено. А если что приготовить для еды, то еще дальше по коридору, только за это расчет отдельно. Газ там, йомть, посуда, все такое.
— А как насчет продуктов? — живо заинтересовался Федоров.
— Не держим, йомть. Но если есть, то не запрещаем. А только мало кто хочет жрать перед судом. Конечно, бывает, но редко. Переживания мешают. На суде, йомть, может обернуться всяко. Ну, если срочно что-нибудь понадобится — покричите, я внизу буду. Только зря не орите, чтобы там просто поговорить, или в этом роде. Поспать вам бы лучше всего. Когда спишь, меньше беспокойства.
И он ушел, затворил за собой дверь, но запирать и вправду не стал.
— Значит, придется засыпать на голодный желудок, — проговорил Федоров недовольно. — Я считаю это нарушением прав человека: раз предоставляют казенную квартиру, то должны и кормить.
— Гм… — произнес Изнов, поднял и опустил брови. — Воистину, век живи — век учись. Ладно, давайте укладываться, раз уж тут такой протокол. Белье хоть чистое?
— По-моему, здесь его никогда и не было, — ответил Федоров. Он первым улегся, не раздеваясь, на топчан, закутался в грубое одеяло. Изнов и Меркурий последовали его примеру.
— Интересно, — сказал Федоров из-под одеяла. — Мне пришло в голову: если мы усвоили здешний язык через желудок, то почему разговариваем ртом, а не чем-нибудь другим?
— А вы уверены, что это пришло вам именно в голову? — сердито откликнулся Изнов. Он укрылся с головой, и голос его прозвучал глухо.
— Господа, ведите себя прилично, — посоветовал Меркурий негромко. — И вообще, будьте крайне осмотрительны во всем. Боюсь, что…
Он не закончил; видимо, синерианин знал больше, чем его спутники — или о большем догадывался, однако предпочел держать свои умозаключения при себе.
— Меркурий, может быть, выскажетесь членораздельнее? Кстати — что вы думаете об этом Госте, нашем тюремщике? Вам не кажется, Ваше приятное свечение… Меркурий!