Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Володя поглядывал искоса, помалкивал, даже старался дышать через раз, чтобы не спугнуть важную государственную мысль, а я просто сидел и злился, что полжизни меня заставляли голосовать за партию. Просто за партию, даже не называя ее по имени. Само собой разумелось, что другой партии нет и быть не может. А человек мог быть только партийным или беспартийным.
Потому сегодня утром, когда с утра пораньше ведущая телевизионная дура важным голосом спрашивала некого деятеля, верующий он или нет, то у нее даже не возникало сомнений, что можно быть либо неверующим, что крайне сомнительно для современного политика, либо верующим – естественно, в родную Коммунистическую... то бишь, родную православную церковь. Которая не признает других, как родная Коммунистическая не признавала тоже, и если раньше отцом народов был генсек, то теперь отцом является патриарх, который так и зовет себя «Святейший патриарх Всея Руси». То есть, не спрашивая меня, хочу ли я, чтобы он был моим патриархом, а просто назначил себя моим вождем – и все.
Володя заметил, что я посматривал на Храм, а когда тот скрылся из глаз, осторожно напомнил:
– Завтра там торжественное богослужение. Всенародная молитва! Всем народом будут просить прощения за убийство царя. Сам Патриарх Всея Руси изволит служить...
Я проворчал:
– Патриарх Всея Руси? Значит, и мой патриарх, так как я тоже живу здесь, на Руси.
Володя проговорил неуверенно:
– Ну... выходит...
– Правильнее, – пояснил я, поддаваясь не то старческой привычке поучать молодежь, не то позыву пророка нести благую весть в массы и отворять очи всяким олухам, – назваться патриархом всех верующих христиан, все-таки не все живущие в России признают генсеком Христа! Еще вернее было бы назвать патриархом всех православных! Замах и амбиции велики непомерно. Тупые просто не замечают, они только видят в каком платье Пугачева вышла, а высоколобых уже злит. И хотя тупых девяносто девять и столько же десятых, но все-таки погоду делает та тысячная долька процента, что не «как все».
Володя уважительно кивал, на лице была гордость, что он везет такую вот тысячную долю.
– Да, – сказал он почтительно, – патриарх Всея Руси... это и наш, значит. Выходит, так. Я как-то не думал о таком.
– Когда, – сказал я, – хотят похвалить кого-то из русских, то говорят, что он воспитан в страхе Божьем! Что постоянно страшится Бога, что постоянно молит о милости!.. Не знаю как тебе, но я не русский, наверное. Наверное, я все-таки русич. Те Бога не боялись. А чего бояться, если мы и есть Даждьбожьи внуки? И чего деда униженно молить, он хоть и строгий, но добрый, собственных внуков не обидит. И, конечно же, русичи не станут угодниками, ибо угождают только рабы да холопы. Рабы русичей, русские рабы. Если еще короче, то просто – русские.
Володя расправил плечи, вспомнил о своей другой профессии. Спецназовцу не пристало никого бояться. А жить в страхе все равно противно, хоть в страхе перед противником, хоть перед своим начальником.
Когда проходил по длинному кремлевскому коридору, из-за приоткрытой двери доносился красивый хорошо поставленный голос. Я на ходу заглянул, что-то слышится противно знакомое. Так и есть, Сергей Бережанский, член-корреспондент, академик, который не очень известен в научном мире, но его постоянно видишь на экранах, в газетах читаешь его интервью. Он даже ведет какую-то популярную передачу, а в передачах участвует, начиная от дурацких шоу, до не менее дурацких дискуссий о судьбах страны, где домохозяйки вперемешку с бездельничающими мальчишками пытаются и не могут вспомнить учебник истории для четвертого класса.
На всякий случай приоткрыл дверь, заглянул в щелочку. В аудитории трое скучающих вахтеров и одна не то посудомойка, не то уборщица, но для Бережанского это не важно, он всем будет твердить, что такого-то числа читал лекции в Кремле.
Бережанский, заметно располневший, все с той же кудрявой бородкой и в очках с внушительной оправой, прохаживался по невысокому подиуму и излагал, излагал... Я хорошо его помню со студенческой скамьи. Я тогда был капитаном университетской сборной по футболу, а эта глиста все ходила с угрожающе оттопыренными в стороны руками, словно горы мышц не давали им прижиматься к бокам. Он всем и всюду постоянно твердил, что у него черный пояс по каратэ. Если бы мог, наверняка бы повесил на грудь и спину таблички с таким предупреждением. Так трусливые насекомые мимикрируют под сильных и опасных, принимая их окраску.
Он пробовал со мной сдружиться, умеет чуять сильных, но я всегда презирал людей, которые бьют только тех, кто слабее, или на кого укажет более сильный. Мне приходилось драться как в детстве, так и не только в детстве, и я всегда считал, что две трети побед уже хорошо. Если же человек стремится из всех стычек выходить победителем, то явно выбирает слабее себя. А от сильных, или даже равных себе, трусливо бежит. Конечно, это очень современно, но я все еще под завязку набит предрассудками – рыцарством, мушкетерством, правилами чести и прочим мусором для этого времени, так что – увы! – никак не могу превозмочь брезгливости.
Да, трусы и подонки были во все времена, но если раньше прятались, то теперь эта дрянь добилась наконец-то легализации, как, скажем, легализации извращений, наркотиков, предательства. Все эти восточные единоборства, где подло бьют ниже пояса, бьют упавшего, бьют ногами – то, что надо для не обремененного честью общества и человека.
Я поймал себя на том, что смотрю в щель и слушаю. Лекция о преступности террора, как своевременно, все вроде бы вписывается: красиво и гневно говорит о недопустимости террора, достаточно образованный человек, доктор наук, член каких-то академий, вполне респектабельный человек. Умело занявший нишу в этом обществе. В таком обществе.
Все еще живет согласно своей фамилии: держится того берега, где в этот момент сила. Красиво и возвышенно объясняет поступки тех, кто ему платит, умело и тонко может улыбнуться, если уличают, что передернул карты, и всякому понятно, что не мог такой обаятельный человек в очках и кудрявой бородой так поступить, что-то не верно, это ошибка, а то и вовсе ложь, вот он как улыбается, помавает руками, а женщинам так вообще целует ручки! По-французски – тыльную сторону кисти, и по-польски – кончики пальцев.
Эта обходительность – так и говорили: какой обходительный человек! – позволяла клеветать на тех, на кого указывал пальцем очередной хозяин, и это почти всегда сходило с рук. А «почти» потому, что пару раз ему все-таки били морду, ибо в России все еще остался аргумент кулака, а если дело серьезнее, то и топора. И это хороший и честный аргумент, что бы не говорили о варварстве или недопустимости. Говорят так именно те, кто умело и обходительно, от слов «обходить, обманывать» поливал грязью того, кто не умеет красиво и умело ответить, или же не имел доступа к слушателям.
Да, Сергей Бережанский вполне вписан в это общество. Так называемое цивилизованное. Могучее полицейское общество, где обыскивают не карманы, а души и мысли, где строго карается инакомыслие... да-да, здесь приветствуется свобода половых связей с особями своего пола, с животными, вещами, все это обществу не грозит, но попробуйте завести разговор о другом строе!
Когда он вот так клеймит терроризм, говорит красиво и с пафосом, никто и не подумает возразить, промывка мозгов идет все двадцать четыре часа в сутки, но все-таки, все-таки... В любом фильме террористы выведены тупыми и грязными фанатиками. Эти фильмы созданы лучшими режиссерами Голливуда, там играют талантливейшие актеры, в эти фильмы вложены несметные деньги. И народец, тупой и не мыслящий, привык воспринимать террористов именно такими. Со злобными перекошенными харями. Примерно такими, какие мы видим на каждом шагу как раз у законопослушных граждан, вот уж тупье, тупее не бывает!