Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Машина неслась как ласточка над водой, все удовольствие от поездки портило только то, что дороги в Москве в самом деле как волны: машину встряхивает, руль дергается из стороны в сторону, что раздражало, а от презрением к этим жалким русским, что даже дороги не могут сделать как следует, он готов был давить их к русской чертовой матери.
Он всегда нарушал их жалкие правила, ибо белый человек – есть белый человек, это сахиб, который сам устанавливает правила, а жалкие туземцы должны следовать им. Сам же сахиб выше этих правил. Правда, туземцы это понимают по своей рабской натуре, за все время службы в Москве, а это пятнадцать лет, его ни разу еще не останавливал патруль ГАИ!
Не раз он видел, как далеко на дорогу выходил их сотрудник, вот-вот царственно шевельнет полосатым жезлом, веля припарковаться к бровке, но, увидев желтую железку с дипломатическими номерами, поспешно брал под козырек и отступал. В последнее время, правда, под козырек не берут, но останавливать по-прежнему не решаются.
Сегодня он гнал, превышая скорость, нарушая правила обгона, подрезая, проскакивая на желтый, а то и вовсе красный свет, чувствуя себя лихим и могучим сверхчеловеком в жалкой стране трусов. Из обгоняемых машин на него бросали злобно-трусливые взгляды, дважды услышал даже оскорбительный выкрик, один раз нарочито снизил скорость, дал с собой поравняться и очень внимательно посмотрел на мужика, осмелившегося гавкнуть что-то невнятное.
Он видел как краска сползла с толстой рожи, как мужик вцепился в баранку и смотрел перед собой неотрывно, страшась взглянуть на и н о с т р а н ц а. Жена русского, что сидела рядом, бросала на иностранца трусливо-умоляющие взгляды.
– Я тебя поставлю, – сказал Холт громко и уверенно, – тебя и твою жену, козел! Понял?.. И буду трахать, сколько захочу.
Он захохотал, наслаждаясь силой и уверенностью, газанул до упора, его вдавило в сидение, а машина как ракета ринулась вперед по трассе, оставляя жалких русских в хвосте.
Когда его машина кого-то задела, он даже не прибавил газу. За все годы только трижды совершал наезды, но задерживали только раз, да и то сотрудники посольства обвинили власти в преднамеренной провокации. Правда, в посольстве ему напомнили, что даже туземные правила соблюдать желательно, ибо – ха-ха! – по возвращению в Англию придется туго, там будут штрафовать на каждом шагу, а за наезд угодит за решетку. Но слова есть слова: они должны такое сказать, а он обязан выслушать и даже кивнуть.
На следующем посту гаишник вышел на дорогу и сделал вялый знак остановки. Холт усмехнулся, прибавил газу и пронесся так близко, что туземец вынужденно отпрыгнул.
Дорога изгибалась, впереди начала образовываться пробка. Он перешел из левого края на соседнюю полосу, начал срезать у менее расторопных, шел круто, лихо, проскакивая в миллиметре под носом этих туземцев, но впереди машины уже встали сплошной стеной.
Наливаясь раздражением, он смотрел как подошли эти тупые инспектора, бессильно полистали его удостоверение, один тут же ушел, безнадежно махнул рукой, второй пытается задержать, дурак набитый, тупица, кретин...
Он смотрел в зеркальце как тот вразвалку как беременная утка вернулся к своей машине, влез до половины в открытое окно, выставив широкий зад, что-то шарил, в славянской тупости пытаясь вспомнить, что же хотел взять...
Звон стекла заставил вздрогнуть. Машину окружили водители соседних машин. Один разбил зеркальце длинным гаечным ключом, еще двое попытались достать его через открытое стекло дверцы. Холт с холодным отвращением смотрел на их потные немытые руки, молниеносно ухватил одного за кисть и ударил о край, с наслаждением слыша как хрустнуло, второй только успел открыть рот для ругани, как другой рукой Холт врезал ему прямо в переносицу.
Потом он не мог вспомнить, сам ли выскочил из машины, пытаясь остановить хулиганов, что калечили машину, били по стеклам, срывали антенну, брызговики, щетки, или же его выволокли. Помнил освежающую ярость, когда начал бить прицельно, мощно. Эти ублюдки разлетались как зайцы под ударами лап британского льва, потом плечо ожгло такой острой болью, что взвыл...
... и разом протрезвел. Его окружали озверелые орущие люди. У всех в руках монтировки, гаечные ключи, обрезки труб. Он вскинул руки, защищаясь от ударов, но поднялась только одна рука. Сзади со сладострастным хаканьем ударили по печени. Свет померк в глазах, боль была дикая, режущая,
Внезапно увидел как во втором ряду выскочила высокая очень стройная женщина. Молодая, с высокой грудью, длинные рыжие волосы – она помчалась в сторону драки, толкая и расшвыривая зевак.
У него мелькнула суматошная мысль, что вот наконец-то пришло спасение, успел увидеть как женщина быстро и грациозно нагнулась, а когда выпрямилась, в ее руке была изящная модная туфелька.
И последнее, что успел запомнить, это длинный острый каблук-шпилька, что надвинулся на него с огромной скоростью.
Воробьев подошел сзади, крикнул:
– Что за шум?.. Э, вы что это такое делаете?... А-ну, прекратите это немедленно!
Англичанин был на асфальте, его пинали ногами, били под ребра, голова его бессильно моталась. То, что он этим русским свиньям молча выказывал все пятнадцать лет, они вернули, уложив в пять минут. Красивая женщина, похожая на фотомодель, торопливо воткнула изящную ступню в туфелек, стала ростом еще выше и красивее, в самом деле фотомодель или маникенщина класса люкс.
– Он хотел убежать! – сказала она с вызовом. – Мы только задержали для вас!
– Спасибо, – ответил он саркастически. – А теперь все убирайтесь!.. Вот едет их консул. Сейчас начнется...
Всех как ветром сдуло, попятились, он слышал как хлопают дверцы, взревывают моторы. Фотомодель тоже отступила, а Воробьев с брезгливостью наклонился к пострадавшему. Похоже, что этот мужик с залитым кровью лицом в самом деле не прост. Хоть погон и не носит, но как дрался, как дрался! Сперва изображал просто разъяренного хозяина шикарной тачки, но потом, когда пошли с монтировками, вдруг превратился в умелого коммандос. Если бы не шарахнули сзади монтировкой...