Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Джекобс пожал плечами:
– Как бы они не копались, но просчитайте сколько времени понадобится, чтобы прорваться в ворота, пройти широкий двор, который простреливается с вышек, с боями ворваться в первый корпус, сбить охрану – а там уже опустят железные решетки, вас встретит огонь из амбразур... но и это еще не все! Особо опасные преступники находятся в так называемой внутренней тюрьме. Этот корпус охраняется дополнительно. И охрана там сперва стреляет, а потом кричит «Стой, кто идет!».
Ермаков внимательно смотрел на рассерженного регбиста. В серых глазах мелькнуло только Дмитрию заметное колебание, но из груди вырвался вздох:
– Мы обязаны освободить наших братьев по борьбе. Такова наша вера! Ее не понять этим... в проклятой империи!
Дмитрию почудилось, что полковник говорит слишком высокопарно, но, наверное, так и надо с этими фанатичными парнями. Все они глубоко симпатичны, но, если честно, ни одного не хотел бы себе в напарники.
Глава 42
Тюрьма даже на карте выглядела страшновато. Высокий забор, проволочные сетки, лазерные лучи, всевозможные оптические и звуковые датчики. Здания старые, внушительные только с виду, но внутри старинных рыхловатых стен, как предупредил Якоб, протянута стальная арматура.
Вилли приехал в стареньком форде, но просторном как лимузин. Дмитрий никогда не сидел в таких машинах, в салоне осматривался с почтительным удивлением. На заднем сидении с ним устроились Тарас и Валентин, даже в широкой «волге» стало бы тесно от их широких тел, а здесь хоть четвертого сажай и собаку впридачу.
За руль сел Рамирес. Ермаков пришел с массивным биноклем и неизменным кейсом, плюхнулся рядом, буркнул:
– Поехали!
Рамирес умело вывернул руль. Машина тронулась с места легко и уверенно, мотор работал неслышно. Дмитрий заподозрил, что под проржавевшим капотом прячется двигатель от новенькой машины. Может быть, даже не форда, а какого-нибудь списанного миноносца, вон как прет на горку, даже не замечает, легко держит повороты, словно на гидрорулях и гироскопах...
Машин на улице не меньше, чем на Тверской в час пик, все несутся ровно, словно двигается единая стальная лента с наклеенными на нее машинами. Совсем редко кто-то пытается обойти соседа, что на таких скоростях чревато, такому сигналили со всех сторон, и чересчур нетерпеливый затихал.
Дмитрий искоса рассматривал улицу, дома, витрины. От тротуара все дома одинаковые, недаром же улицы различаются только по номерам, но если брать повыше – двух похожих еще не видел, как и люди: яркие, пестрые, раскованные, почти не видать с хозяйственными сумками, словно еда приходит по водопроводу...
– Вон там местное отделение ФБР, – объяснял Рамирес. – Видишь, здание с мраморной облицовкой? Да не банк это, не банк... ФБР, чудак. Это ж не ЦРУ, что прячется под вывесками разных фирм по импорту-экспорту! Фэбээровцы живут открыто... По крайней мере, делают вид.
– До тюрьмы сколько миль? – поинтересовался Ермаков.
– Через двадцать минут будет там.
– Дорога прямая?
Рамирес объяснял подробно, со знанием дела. Дмитрий все смотрел в окно, но краем сознания отмечал, что Ермаков ведет какую-то игру, ведь знает же прекрасно и расстояние до тюрьмы, и все окрестные переулки. Память у него почти такая же, как у него Дмитрия, если не лучше. Раз взглянув на карту, он может нарисовать ее по памяти.
Тарас завозился, буркнул:
– Мне не нравится голубой мерс.
Дмитрий увидел в зеркальце внимательные глаза Рамирисе. Через мгновение тот заметил осторожно:
– Думаете, хвост?
– Он прет за нами уже целую милю!
Рамирес усмехнулся:
– Бред. Расул, что скажешь? Свернуть куда-нибудь?
Ермаков лениво отмахнулся:
– За нами разве ревнивый муж следит?
Рамирес усмехнулся. Мерс через некоторое время начал перестраиваться, перешел на крайнюю правую полосу, в конце-концов остановился перед роскошным рестораном. Дмитрий даже успел заметить как выскочивший швейцар отворил дверцу, из машины вышли мужчина с женщиной.
Если бы о нас что-то узнало ФРБ, подумал он, то передавали бы от машины к машине. Это не ревнивый муж, как сказал Ермаков. Если за тобой ведет слежку организация, то никакой профессионал не заметит кто его снимает, записывает, передает другому.
Улица расширилась, за окнами по обе стороны распахнулся простор. Замелькали гигантские опоры моста. Тарас задвигался, едва не растерев Дмитрия о дверцу.
– Расул, – воззвал он громко, – не проще ли подъехать с северной стороны?
Вместо Ермакова ответил Рамирес:
– Ничуть.
– Почему?
– Там движение... и улица чересчур широка.
– Ну и что?
– А раз так, то много полиции. Настолько много, что могут просто так проверить машину, в которой пятеро крепких мужчин. На предмет наркотиков, провоза оружия... Вы бы этого не хотели?
– Не хотел бы, – заверило Тарас. – Давай, езжай своими кривоколенными.
– Чем? – не понял Рамирес.
– Это у нас, в Ираке, – объяснил Тарас, – так называют переулки.
– А-а-а... Благословенная страна!
– Та-а-ак, – протянул Ермаков, – теперь сверни сюда... Хорошо, хорошо... Теперь в этот проходной двор... Выезжай вон там... Стоп!
Он взялся за ручку дверцы, Рамирес спросил с недоумением:
– Брат! Разве ты не примешь участие в освобождение нашего брата?
– Приму, – пообещал Ермаков.
– Но...
– Я буду с вами на связи, – объяснил Ермаков. – По эту сторону стены. Недалеко.