Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Донесся горестный крик Тараса:
– Сволочи успели раньше!..
Пули взрывали землю, комочки земли плясали в воздухе как при сильном ливне. Валентин судорожно поливал свинцом купол, его дважды ударило в плечи, рядом мелькнуло лицо Ермакова, кровь стекает по виску, в глазах злость и отчаяние, там не меньше десятка пулеметов, а вон один приподнялся с длинной трубой на плече...
Гранатометчик упал на спину, ракета с шипением ушла в небо, оставляя длинный дымный след.
– Нам не прорваться! – крикнул Валентин. – Они уже в бункере!
Он вскрикнул и ухватился на ногу, но тут же бросил руку к автомату и принялся строчить по замеченным головам. На бедре быстро расплывалось красное пятно, одежда набухла.
– Неужели мы отступим? – закричал Ермаков.
Валентин впервые слышал страх и отчаяние в голосе полковника. Страх, ибо уэнбэшники непостижимо быстро появились здесь, а значит, в купол уже не прорваться, из бункера их перестреляют легко, но и оставаться здесь на минуту дольше нельзя: те явно уже доложили по рации, что террористы подошли, можно высадить десант сзади или расстрелять их ракетами с воздуха.
Тарас все время орал, стрелял без перерывал, за доли секунды менял рожки и снова стрелял. Земля под ним стала красной, а кровавые пятна покрыли его плечи, спину, ноги, даже голову. Судя по выстрелам, два пулемета из класса крупнокалиберных, против них бронежилет третьего класса не выстоит, еще чудо, что десантник жив, а пули его идут точно по огневым точкам.
Из десятка пулеметов половина умолкла, но возле самого купола один засел за камнем, строчит упорно, его пули бьют в землю как маленькие гранаты. Валентин перекатился, его рука дотянулась до кейса, мигом привстал уже с гранатометом и нажал курок в тот миг, когда пять пуль крупного калибра ударили в грудь.
Ракета угодила в основание камня. В воздух взвились блестящие осколки, части пулемета и клочья красного мяса. Ермаков зарычал и, непрерывно стреляя, пошел вперед. Его шатало, левый бок онемел, руки трясло от непрерывной стрельбы.
Тарас лежал, весь изрешеченный пулями. Он принял основной удар на себя, стрелял так, что даже смертельно раненый заставил умолкнуть несколько пулеметов.
– Тарас... – прохрипел Ермаков. – Увидимся...
Еще двое пулеметчиков упали. Кто-то, не выдержав вида идущего прямо на них окровавленного человека, вскочил и метнулся к куполу. Ермаков сразил его последними пулями, немеющими руками заменял рожок, когда в голове словно взорвалась бомба. Он повалился навзничь, перед глазами мелькнул купол, затем он уставился в синее небо.
Кровь хлестала из ран, но в душе все еще клокотала ярость, а мышцы дергались, не веря, что скоро их скует холод. Выполнили все, сделали почти все, и только на самом финише не успели самую малость, проиграли какие-то минуты, а то и секунды...
Пулеметы не умолкали, он слышал их смутно, в ушах уже гремели тяжелые водопады, и с каждым ударом затихающего сердца их рев становился все грознее. С неимоверным усилием он заставил себя повернуться.
Оставшиеся трое пулеметчиков строчили, но пули шли уже в другую сторону. Оттуда бежал человек огромными как олень прыжками. Он тоже стрелял на ходу. Один пулеметчик дернулся и упал, ствол пулемета задрался, но и человек упал, покатился, но с трудом поднялся на колено и выстрелил. Второй пулемет умолк.
– Давай, Дима, – прошептал Ермаков с нежностью. – Только ты, сынок... За тобой, Россия...
Он пытался подтянуть к себе автомат, пальцы застыли. Уже угасающим взором он видел как стажер снова выстрелил, сам упал, но пулемет умолк, а стажер пополз к куполу.
Правое плечо отзывалось болью при каждом движении. Он полз к куполу, страшась услышать рокот вертолета: те, которые внутри, наверняка вызывают помощь.
Из купола кто-то выглянул, винтовка в руках Дмитрия дернулась. Голова исчезла, оставив красное пятно на белом камне. С болью и яростью видел три застывшие фигуры на земле: Ермаков подобрался ближе всех, его лицо с открытыми глазами обращено в его сторону. Валентин не выпускает из рук гранатомет, а Тарас раскинулся в такой луже крови, что она пробивает себя русло для ручейка.
Еще трижды он выстрелил, осталось два патрона, но купол вырос, закрывая полнеба, хотя на самом деле возвышается над землей разве что метра на полтора. Прямо перед ним щель, в правом руке уже пистолет, выстрелил на всякий случай, крикнул сорванным голосом:
– Вы слышите?.. У меня бомба, мой палец уже немеет давить эту чертову скобу!..
Послышался шорох, из глубины крикнули:
– Эй, мы сдаемся!.. Сдаемся!
– Сколько вас?
– Восемь человек, двое раненых.
Дмитрий переждал приступ слабости, крикнул сорванным голосом:
– Я тоже ранен... Я не смогу охранять столько...
Он чувствовал всей кожей, как там внизу наступила оглушающая тишина, в которой сгущаются злоба, подозрительность, страх, ненависть, снова быстро растущее подозрение...
Он вздрогнул, внизу прогремели автоматные очереди. Дважды хлопнули пистолетные выстрелы, затем снова дробный непрекращающийся стук автоматов. Доносились глухо, удавалось различить разве что, что сперва били не меньше, чем из пяти автоматов, затем патроны заканчивались, очереди становились реже, обрывались. Наконец прозвучала длинная очередь, но Дмитрий всей кожей ощутил ее неприцельность и как воочию увидел мертвеющие пальцы, что все еще давят на курок.
Не понимая, что там случилось, он сжимал гранату, колебался, когда снизу донесся слабый крик:
– Не стреляй!.. Я выхожу...
Он подтянул тяжелый как подбитый танк пистолет, повернул ствол к выходу. Другая рука сжимала гранату.
В подвале послышался шорох. Он всматривался в темноту, каждое мгновение ожидая услышать выстрел, после чего его тело пронзит короткая острая боль, и надо успеть за это мгновение разжать пальцы... Не сжать еще судорожнее, а именно разжать...
Из темноты показались окровавленные пальцы. Затем голова... Человек выползал из подвала, каждая ступенька давалась с неимоверным трудом, он цеплялся руками и подтягивался, за ним тянулись красные полосы. Ноги прострелены, как понял Дмитрий по зияющим красным дырам в пятнистом костюме,
Наконец уэнбэшник поднял голову, их глаза встретились. Это был массивный малый с низким лобиком в палец шириной, квадратной челюстью и тупыми свиными глазками. Дмитрий услышал шепот:
– Не убивай... Там уже никого... Если тебе нужен тот кейс, возьми... только не убивай.
Дмитрий, все еще не веря, бросил ему медпакет, поднялся и, цепляясь за стену, чтобы не свалиться, потащился по ступенькам вниз. Коридор свернул вправо, под потолком светила тусклая лампочка. Дверь в конце коридора распахнута, приближается неровными толчками. Измученное сердце начало стучать чаще. Ноздри раздувались, чувствуя запах свежепролитой крови. Много крови...