Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
– Прощай, Игнат! – горько выкрикнул Василий. – Ты защищал свой дом…
А Евтандилыч, последний из охотников, почти такой же старый, как и Савелий, присел в испуге, раскрыл щербатый рот:
– Что это?.. Что?
Савелий прокричал яростно:
– Самолеты!
Евтандилыч задрал в недоумении голову:
– Но где же…
Савелий закричал, перебивая всех:
– Уходим! В лес!
Он столкнул Васятку, ухватил за рукав Василия и силой потащил обратно в чащу. За спиной донесся глухой удар. Невольно оглянувшись, все увидели кратер с оплавленными краями на месте остатков дома Игната… Даже не остатков, а того места, где дымились развалины. Оттуда в небо била струя лилового огня, словно глубоко в недрах вспыхнул горючий газ.
Савелий бежал за Евтандилычем неспешно, поглядывал на небо. Старики плохо понимают перемены, Евтандилычу все еще кажется, что самолеты должны налетать и бомбить так, как однажды бомбили его пятилетнего в войну с немцами. А когда бомбы кончатся, будут гоняться за ним и строчить из пулеметов…
Взрывная волна догнала его, смяла. Савелий видел, как старика швырнуло вперед, пронесло по воздуху метров десять. Дерево, что росло по дороге, дрогнуло от удара, затем тело исчезло в маленьком заросшем травой овражке. Савелий видел, что, когда он ударился о землю, он уже был мертв, с переломанными костями, перемешанными внутренностями.
Взрывная волна вломилась в чащу, рассосалась. Савелий выскочил из-за могучего кедра, Евтандилыч лежал в траве, раскинув руки, грудь его сплющило, словно попал под удар гигантского молота. Внутренности вывалились через лопнувший живот, кровь выплеснулась из ушей и рта. Савелий спустился к нему, поспешно закрыл старику глаза. На душе было горько, а в висках стучало, как молоточками, одно и то же: все равно, все равно, все равно…
Кусты затрещали, послышались шаги. В овражек скатился Васятка. Весь облепленный грязью, кровь на скуле, одежда в лохмотьях, но ружье висит за спиной.
– Что это было? – вскрикнул он дико.
– Ковровая бомбежка, – ответил Савелий, поправился: – Нет, точечный удар…
– Точечный?.. Ты с ума сошел?
– Точечный, – повторил Савелий.
Что-то его встревожило, он повертел головой. Страх холодной волной залил тело, нерассуждающий ужас ударил в голову. На четвереньках он ринулся вверх по склону.
– Ты чё? – крикнул Васятка вдогонку.
– Быстрее! – заорал Савелий, не поворачиваясь. – Быстрее оттуда!
Он перевалился через край, вскочил на ноги. Деревья замелькали перед глазами. Он несся, перепрыгивая толстые валежины, затем сзади тяжело вздохнуло нечто огромное. В спину, смягченная деревьями, ударила горячая волна. Стволы затрещали, в вышине с хлопками срывало, как ураганом, вершинки.
На миг оглянувшись, он увидел страшное багровое зарево. Из овражка, откуда они выскочили, бил в небо столб оранжевого огня. Земля горела и плавилась, окружающие деревья вспыхнули, как смоляные факелы.
Из-за деревьев выметнулась фигура Васятки. Быстроногий, он догнал Савелия, как молодой олень, глаза дикие, рот раскрыт в крике.
– Нас засекли! – крикнул ему Савелий.
– Но… как?
– С самолета, дурень! И бросили бомбу.
Он видел, что в голове Васятки, простого здорового парня и прекрасного тракториста, не укладывается, что с такой немыслимой высоты их могли заметить, понять, кто они такие, да еще и так точно направить бомбу.
– Ах, сволочи, – сказал Васятка. – Они ж…
– Бегом, – оборвал Савелий. – И не выходи на открытые места.
Страх накатывался холодными волнами. Сердце пугливо дергалось, чуя близость ледяных игл. Все инстинкты проснулись, он чувствовал себя как с содранной кожей, когда малейшее дуновение ветерка воспринимается как ураган, а тихие лесные запахи бьют, будто рядом лопнули бочки с аммиаком. Его организм ощутил присутствие огромной злобной мощи, закованной в несокрушимое железо, что кружит в небе, высматривая сладкое мясо, и теперь его душа старается предугадать новое движение ловца, чтобы успеть метнуться в безопасное место…
Град бомб, каждая размером с хлев, обрушился на лес. Высокоточные бомбы, что обладают своим собственным интеллектом, что наводятся по лазерному лучу, сейчас тупо и страшно взрывались среди деревьев, разносили в щепы могучие кедры, поднимали к небу тучи сырой земли.
Везде трещало, грохотало, вспыхивал короткий жуткий огонь. Земля колыхалась под ногами, дергалась. Савелий мчался сквозь ревущий ураган из обломков деревьев, падающих глыб земли и веток, раздробленных камней. Свистели стальные осколки, куски дерева, камня. На голову и плечи обрушивались ветки.
Исполинские кедры трещали, их раскалывало, разбивало вдрызг. В воздух взлетали белые щепки размером с лодки, а мельчайшие обломки металла распарывали воздух с гневным лопотанием.
Затем грохот внезапно оборвался. Еще шелестели срубленные осколками ветви, опускаясь на землю, зависали на других деревьях, сыпалась зеленая крошка листьев, но земля перестала трястись, как вагонная полка.
Впереди на землю упала птица. Савелий не сразу узнал тетерева в облепленной грязью и почему-то болотной тиной птице. Крыло подвернуто, кровь на спине и шее, одна лапа ссечена начисто, а вторая висит на жилке…
Тетерев тяжело дышал, на человека смотрел с немым укором. Савелий стиснул зубы. Птица не понимает, что ее искалечили другие люди. Для нее это все пришло от него, Савелия…
Он упал на землю, грудь бурно вздымалась, легким не хватало воздуха. Он закашлялся, выплюнул комки вязкой слюны, смешанной с землей. Почему-то зеленой, но в слюне была и кровь, словно от натуги порвались легкие.
– Сволочи, – прохрипел он. – Сволочи… На моей земле… На моей земле…
Его трясло, из груди вырвались всхлипывания. Он вогнал пальцы раскинутых в стороны рук глубоко в землю, попытался подтянуться, но только подгреб к себе полные пригоршни земли, сырой дальневосточной земли, в которой кровь Невельского, первых переселенцев, могилы Хабарова и его казаков, защищавших ее от хунхузов, японцев, от десантов французов и англичан в Крымскую войну, а теперь вот кровь его односельчан, пролитая американцами…