Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Андрей Карелин: Я хотел бы все-таки в очередной раз возразить Владимиру Малахову. Он сказал о том, что не видит серьезного политического аспекта ультраправых, а видит именно социальный. Но это не совсем так. Почему? Потому что если под политическим аспектом подразумевать аспект парламентский, то, да, действительно, это так. В парламенте и в парламентской политике у нас практически не представлены не только ультраправые, но на сегодняшний день даже и умеренные националисты. Но ведь ни для кого не является секретом, что когда в последнее время все политологи характеризуют нашу политическую систему как систему управляемой демократии и говорят о зачистке политического поля… То есть парламентское поле как таковое, оно подконтрольно, оно цивильно, определенным образом организовано. Но парламентское поле и политическое пространство - это не есть абсолютные синонимы. Политика переместилась во многом из парламента, с одной стороны, на улицы, а с другой стороны - в виртуальную сферу. То есть в сферу форумов, в сферу «живых журналов» и так далее. И это расширяется все больше и больше.
И здесь я бы хотел обратить внимание на две конкретные организации, которые либо по их влиянию, либо по их массовости карликовыми
Но есть организации и другие, гораздо менее раскрученные, гораздо более тихие, но при этом значительно более массовые, чем ДПНИ, по численности. Это Национал-социалистическое общество, например, возглавляемое Дмитрием Румянцевым. Они имеют свои военно-патриотические клубы, они имеют какие-то секретные помещения, они в Подмосковье, в лесах тренируют боевиков, так сказать, и так далее. И это уже организация откровенно, так сказать, фашистская, то есть фашистская в германском смысле слова, именно национал-социалистическая. И вот эта организация, она все больше охватывает определенные массы молодежи, тех же скинхедов и так далее. И есть определенная опасность того, что если значительная концентрация политической воли, переместившаяся из парламента на улицы и в виртуальное пространство, еще усилится, то это может иметь очень опасное политическое продолжение.
И в заключение (то, о чем говорил Михаил) можно, действительно, развить тему. Елена даже удивилась. Но тут нет ничего удивительного. Где-то примерно, может быть, с 2004 года это течение в России стало очень мощным. То есть настоящие идеологические расисты, которые публикуют свои тексты в Интернете, они пишут о том, что Россия как таковая - это вообще враждебное государство, это желтая империя, которая сложилась со времен орды, монголо-татарского ига, и что нам, настоящим, коренным, белым русским, надо от нее освобождаться, возвращаться во времена древнерусских вечевых республик, типа Новгород, Псков, Тверь и так далее, где еще сохранилось исконно белое русское население. И они рассматривают как своих расовых, своих естественных союзников представителей вот такой же белой Европы из Швеции, Норвегии, Германии и так далее. Говорят, что надо свергать власть Москвы как великой азиатской орды. При этом они, действительно, национал-демократы и во многом национал-либералы. Они очень часто стоят на точке зрения либеральной политической системы и либеральной экономики. И их идеалом в период 2004-2005 годов, когда это рассматривалось более-менее всерьез, ну и даже 2006 года… нет, именно 2005-2006 годов, потому что в 2004 году еще такого феномена не было. По примеру Украины они говорили, что «нам нужна «оранжевая» революция, это должна быть национал-демократическая, «оранжевая» революция, и мы готовы вместе с белыми из Европы и из США свергать эту власть, устанавливая здесь «оранжевый» режим, который будет по-настоящему белым и по-настоящему русским».
Сарой Гири (перевод): Я хотел бы подчеркнуть, что мы не должны забывать о том очень важном вопросе, что, говоря о фашизме, мы также должны говорить о критике либеральной демократии как о проблеме. То есть обычно, когда имеются в виду фашисты, говорится о том, что это есть такие странные люди, с очень извращенным представлением о действительности, которые говорят о крови, империи, почве и так далее. Но это не самая главная проблема. Маленький пример, потому что у нас мало времени. Везде сейчас, и в Европе, говорится о том, что мы живем в эпоху постполитики, то есть когда все проблемы решаются не на уровне политики, а на уровне менеджмента, администрирования, управления и так далее. И вот эта новая бюрократия, связанная с менеджментом, с управлением, она тоже против фашизма, она говорит против него. И в этих условиях
Владимир Малахов: Сначала уточнение. Я не говорил о низком уровне образования отрицателей Холокоста. Я говорил о низком уровне образования большинства членов РНЕ. Хотя там есть люди и с высшим образованием, и вполне даже себе продвинутые.
А теперь я хотел бы предупредить против одной методологической ошибки. Эту ошибку я называю «идеецентризмом». Вот когда мы занимаемся такими феноменами, как ультранационализм, ксенофобия, расизм и фашизм, и сталкиваемся с людьми, высказывающими подобные суждения, суждения в этом ключе, скажем, в Интернете, то у нас возникает такая иллюзия, что эти идеи, вот сейчас они бродят в головах каких-то безумцев, ограниченного какого-то количества, а завтра они овладеют массами. Но дело в том, что идеи не кочуют из головы в голову. Есть опосредование. Не существует чистого эфира идей. Идеи должны быть опосредованы институтами, социальными группами, интересами. И до тех пор, пока эти группы не сложились, интересы не оформились и институты соответствующие не работают, эти идеи так и останутся достоянием вот этих безумцев, сколь бы агрессивными, страшными они нам ни казались. Или иначе формулируя, идеология любая, и фашистская в том числе, эффективна лишь тогда, когда она является оформлением какого-то интереса. Вот я в сегодняшней России не вижу групп интересов, которые бы, извините за тавтологию, в интересах которых было бы преобразовывать общество в фашистском стиле.
И последнее. Я хочу быть правильно понятым. Я не хочу никого обелять и ничью опасность умалять. Я просто за строгость понятий, за то, чтобы мы не называли фашизмом то, что фашизмом не является, например, мигрантофобию. Вот в ДПНИ нет иной идеологии, кроме мигрантофобии, там нет иной идеи. Там есть идея: «Освободите нас от этих «черных», сделайте Россию русской». И знаете, есть даже такой шуточный перевод этой аббревиатуры: Движение против неславянской иммиграции. Это расистская организация, но не фашистская. Они хотят, чтобы государство их защитило от приезжих - все, другой идеологии там нет. Это не фашизм. Это расизм. И мы должны быть строги, иначе наша борьба с фашизмом будет жутко неэффективной, она будет все время мимо попадать. Потому что люди, к которым мы адресуемся, будут говорить: «А вы знаете, мы никакие не фашисты».
Борис Кагарлицкий: Я хочу обратить внимание на то, что, на самом деле, мы имеем как бы некий паззл, который до сих пор еще не сложился. То есть у нас отдельно есть, скажем, расистские движения, зачастую даже массовые, с некоторым, во всяком случае, массовым авторитетом или массовой аудиторией. У нас есть отдельно вот эти вроде бы образованные и довольно благополучные молодые люди, такие вот кандидаты в будущие Геббельсы, которых много, на самом деле, оказывается для этой специфической ниши. У нас есть и идеологи уже организованного фашизма. И так далее. Вот у нас есть все компоненты. К великому счастью, пока все эти компоненты не собраны. И вот здесь я, конечно, согласен абсолютно с Владимиром Малаховым. Но дело-то в том, что в какой-то момент может, не дай Бог, возникнуть точка сборки. И тут опять же Владимир Малахов абсолютно прав, да, если никто в это не вложится, если не будет какой-то более серьезной общественной силы, ну, так, как в Германии, скажем, в начале 1930-ых годов, когда крупный капитал, допустим, и олигархия немецкая поставили на эту группировку, кстати говоря, с отчаяния, но, тем не менее, осуществила вот эту успешную сборку, то у нас, конечно, можно надеяться, что все это, как говорится, пройдет мимо. Не соберутся - и все обойдется.
Но надо понимать еще одну вещь, что одно дело, когда на фашизм ставят как на решение политической проблемы в масштабах всех страны, то есть дают им возможность прийти к власти, а другое дело, когда эти группировки просто частично используются для решения второстепенных проблем. То есть их начинают применять как бы технологически. А у нас общество политических технологий. И вот это очень опасно. Потому что мы можем говорить: «Да они никогда не придут к власти». Да, к власти они не придут, но вот жизнь очень многим людям испортить они смогут, а это тоже достаточно серьезно.
Алексей Пензин: Я бы хотел сказать, что, действительно, мы должны различать различные формы, движения, содержательные идеологии, различать фашизм и национализм. Но нужно также понимать, что (я тут присоединяюсь к Сарой) существует общий, системный уровень проблем, который связан с новой, названной неолиберализмом экономической политикой. То есть до либералов, я думаю, нужно донести, что есть разница между либерализмом и неолиберализмом. Если либерализм провозглашает ценности свободы на уровне публичной сферы, свободы высказываний и так далее, то неолиберальная политика связана с тем, что сфера свободы связывается, прежде всего, с рынком, со свободой рынка. И этот новый, возникший в 1980-ые годы тип политики экономической, он очень важен. И вот все эти новые эффекты мы наблюдаем, и они связаны, прежде всего, с ним.