Сборник "В огне"
Шрифт:
— Конкретнее.
— Получается хроносингулярность.
Филипп хмыкнул:
— Насколько я понимаю, речь идет об остановке времени?
— Решение приводит к образованию зоны деформации мерности и даже к области с застывшим временем. Я назвал такие области хроноконами.
— Почему хроноконами?
Кузьма хмуро улыбнулся.
— Хронокон — это сокращение слова «хроноконсервы».
К разговаривающим родственникам подошел отец Кузьмы.
— Как дела, сын? Давно не виделись.
— Он уже может предложить нам хроноконсервы, — пошутил Филипп. — Решение близко,
Старшие Ромашины пожали локти Кузьмы с двух сторон и направились к выходу из зала визинга. К задумавшемуся Кузьме подошел Хасид.
— Куда направляемся? На явку?
Явкой он называл станцию СПАС, на которой теперь работал Кузьма.
— Нет, — буркнул ТФ-физик, глядя на черную спираль в центре виома: она была видна благодаря особым приемам видеообработки изображения. — Мне нужна разрядка. Можешь достать когг?
— Зачем?
— Хочу посмотреть вблизи на «теннисный мяч».
— Это опасно. Нам нельзя «светиться».
— Разве я сижу в изоляторе? — огрызнулся Кузьма. — И выпущен оттуда под твое честное слово? Можешь или нет?
— Нас все равно не пропустят к «мячу».
— А ты добейся! — раздраженно бросил Кузьма. Потом очнулся, виновато глянул на невозмутимое лицо друга. — Извини, устал я, вот и психую.
— Я попробую, — сказал Хасид. — Подожди здесь, поговорю с комиссаром, пока он не исчез.
Он отошел и вернулся через десять минут.
— Порядок, разрешили. «Теннисный мяч» сейчас крутится за орбитой Нептуна, поэтому ближайшей базой, имеющей «пакмаки» и когги, является погранспейсер «Мощный». Нам дали проводку на его борт.
Друзья опустились в отсеке метро «черепахи» и через минуту вышли из кабины метро спейсера «Мощный».
Осложнений не возникло. Команда корабля уже получила распоряжение командора службы о выделении транспортного средства типа когг «особо важной персоне» Кузьме Ромашину и сопровождающим его лицам и о предоставлении режима наибольшего благоприятствования указанной персоне. Правда, для обеспечения режима безопасности им был дан пилот, которым стал драйвер-секунда «Мощного» Юрген Колциг, но это уже не имело значения.
В шестнадцать часов по среднесолнечному времени когг стартовал из эллинга спейсера и спустя четверть часа догнал «теннисный мяч дьявола», за которым как тень следовал спейсер. Аппаратурой когга «мяч» хорошо просматривался с любых расстояний, но Кузьма попросил подойти на предельно допустимую дистанцию, и пилот подвел аппарат на километр, так что «теннисный мяч» загородил обзор ощутимо массивной глыбой зеркально полированного металла.
Так они сопровождали «мяч» несколько минут, вслушиваясь в будничные шумы эфира: звоночки, свисты, резонансы, тихие голоса наблюдателей, следящих за мчавшейся по Солнечной системе махиной. И Хасид, и Кузьма занимали операторские ниши в кокон-рубке когга и не нуждались в экранах, датчиках, системах связи и виоме обзора: все это заменяла адаптивная система кокона, — и каждый из них чувствовал себя так, будто находился в пустоте один, без всякой защиты. Но стоило кому-нибудь подумать об изменении положения или попросить приблизить тот или иной участок видимого поля зрения, как инк когга послушно выполнял приказание — не вмешиваясь при этом в деятельность пилота, — и тогда души людей наполняло чувство уверенности и силы, опирающееся на сознание п о в е л е в а н и я мощной машиной пространства. Хотя у пилота это чувство, наверное, должно было быть абсолютным.
— Извините, Юрген, — напомнил о себе Кузьма. — Нельзя ли подойти еще ближе?
Пилот когга не отозвался, решая вводную и советуясь с начальством. Прошла минута, Кузьма уже думал, что его просьба невыполнима, и в это время когг плавно скользнул вперед и остановился всего в полукилометре от зеркальной поверхности «мяча».
— Это предел А-допуска, — раздался меланхоличный голос пилота. — Дальше нельзя. У вас пять минут.
— Что значит предел А-допуска?
— Он имеет в виду, — отозвался Хасид, — что наши действия вблизи этой штуки оцениваются максимальным баллом по шкале риска.
— Что тут рискованного? Мы же просто наблюдаем за объектом.
— Во-первых, еще совсем недавно «мячик» извергал из себя все, чем мы его потчевали. Во-вторых, ты забываешь о его размерах и скорости. Стоит ему тормознуть или свернуть в сторону, и нам, чтобы не врезаться в него, придется уходить с предельными ускорениями, что чревато.
— Понятно. Юрген, на борту когга есть зонды или аппараты типа флейта?
— Комплект аварийно-спасательных «орехов».
— Необходимо запустить один таким образом, чтобы он чиркнул бортом по зеркальной поверхности. Это возможно?
Пауза.
— Эксперимент санкционирован вашим руководством и службой безопасности?
Еще одна пауза, затем ответ Хасида:
— У нас карт-бланш.
— Запускаю.
Легкий толчок поколебал корпус когга, и в поле зрения Кузьмы появилась яйцевидная блестящая капсула автономного жизнеобеспечения, устремилась прочь, исчезая на фоне зеркальной стены «теннисного мяча». Однако тотчас же заработала видеосистема, и «орех» стал виден как светящееся зеленое колечко, приближающееся к металлической глыбе «мяча».
— Увеличение, — мысленно попросил Кузьма.
Слева по ходу движения когга перед глазами Ромашина возникла окружность — инк «вырезал» в поле зрения окно дальновидения, и «орех» стал виден во всех деталях. Вот он подошел к бесстрастно отражавшему свет звезд зеркальному слою, притормозил.
— Скорость сближения? — спросил пилот.
— Что?
— С какой скоростью «орех» должен коснуться поверхности «мяча»?
— Все равно… пусть будет небольшая, метров пять-шесть в секунду.
Яйцо капсулы подошло к «сферозеркалу» вплотную, отражаясь в нем трехрогим огурцом, коснулось боком зеркального слоя, и словно легкая судорога передернула этот слой, он на мгновение стал как бы жидким, по нему побежала волна, как по воде от падения камня, и тут же исчезла. Половина «ореха» вошла в зеркальную субстанцию, половина продолжала двигаться, скользить по зеркальной поверхности, как по льду.
И тотчас же раздался голос пилота:
— Внимание! «Орех» не слушается управления! Инк подает сигнал бедствия! Уходим отсюда!