Сценарии судьбы Тонечки Морозовой
Шрифт:
– Да вы что!..
– В вещах не копались? Кошелек, карточки, всяко-разно…
– Мама! Что он говорит?!
– Настя, тише, это такая работа. Тебе задают вопросы, ты обязана на них отвечать. Отвечай.
– Мам, я даже близко не подходила! Даня сказал: стань там и не подходи!
– Молодец какой, – похвалил Даню товарищ майор.
– Мы ничего не брали! – закричала Настя. – Вы что?! Не понимаете?
– На лестнице, на площадках никого не видели?
– Никого мы не видели! Я хотела сфотографироваться и выложить, а она не согласилась селфи со мной сделать, и я решила тихонько!.. Автограф дала, а на селфи
– И где теперь тот автограф?
– В «Тихом Доне»! Это книжка, Даня читал! А она расписалась! И сразу к лестнице побежала!
– Ты сама видела?
Настя посмотрела на товарища майора.
– Ну, что она к лестнице побежала, потерпевшая? – продолжал тот очень серьезно. – Вроде в коридоре толпа, не протолкнуться, а она прямо бегом побежала? Ну?.. Чего?..
Настя снова посмотрела на мать. Странная штука – посмотришь, и сразу спокойнее как-то делается.
– Она как будто исчезла, понимаете?.. Я и подумала!.. Светлана Дольчикова среди абитуриентов вряд ли станет… толкаться. Она же великая актриса! Звезда! Думаю, наверняка на второй этаж поднялась! С той стороны только лестница и какие-то подсобки. Мы и пошли наверх. Но везде двери были закрыты!.. Только на четвертом выход на балкон, и оказалось открыто. Ну, мы вышли, а она лежит, понимаете? Прямо под пожарной лестницей, такой железной. Там рядом еще березка…
Майор Мишаков фыркнул:
– Курят они там, видите ли! Студенты эти театральные! Балкона им мало, непременно на пожарную лестницу лезть!.. Вот все лезут, падают и шею ломают, а товарищ майор давай разбирайся!
Мишаков дописал, поднял глаза и вздохнул:
– Еще Липницкий на мою голову, все одно к одному. Хоть бы Сидоров какой или Пахомов, так нет! Липницкий! – И снова принялся убористо писать.
Настя бурно заговорила, что Даня тут совсем ни при чем, что они все время были вместе, что это она его потащила за Дольчиковой, что он даже автограф не хотел брать, а потом страдал над «Тихим Доном».
Майор строчил свои бумаги, и видно было, что Настю он не слушает.
– Ну чего, Павлуш?..
Молодой человек наклонился к майорскому уху, зашептал, округляя глаза, и майор махнул:
– Пусть еще поищут. Внизу, сказал же!.. Чего там, кусты-растения? Пусть в кустах пошарят, мать их за ногу!.. Куда могли деваться часы эти гребаные?
– Слушайте, наверняка ее из-за часов убили! – выпалила Настя. – Точно! Ведь если они были, а потом пропали, значит…
– Мамаша, вот здесь подпишите, – перебил майор Мишаков. – И еще вот тут и там. Ну, где галочки. А ты особенно не возбуждайся, девушка. Мало ли, может, и не убивал никто, может, у нее… того… сердечный приступ, как в сериале. В сериалах у всех сердечный приступ обязательно бывает… рано или поздно… поздно или рано.
– Да не было у нее никакого сердечного приступа!..
– Товарищ майор, там Липницкий… нервничает слегонца.
– Так с ними полковник Левашов!..
– Протокола-то все у вас.
– Щас, щас подойду!.. И ты расписывайся, девушка, вот здесь. Если чего, вызовем. Явитесь тогда.
Настя еще выводила на бумаге свою подпись – у нее была очень красивая и трудная подпись, она много времени и бумаги извела, тренируясь. У настоящей большой актрисы должна быть настоящая подпись! Настя еще выводила, а мать уже тянула ее за руку, а майор в свою сторону тащил исписанную
Вечно так!..
– Мама, езжай домой, – деловито заговорила Настя, как только они оказались в пустом, гулком и солнечном коридоре. – Мне тут надо… короче, я должна с одним человеком… И вообще! Зачем ты приехала?! Деваться от вас с бабкой некуда!..
– Граждане, проходим, не задерживаемся, – скучным голосом выговорил лопоухий сержантик. Он рассматривал табличку «Посторонним В». – Вы опрошенные?
– Опрошенные, опрошенные, – быстро ответила мать.
– Стало быть, до свидания!.. На улицу проходим!.. И сразу по домам, не толпимся.
Мать твердо взяла Настю за руку и сказала тоже неожиданно твердо, прямо отчеканила:
– Мы уезжаем. – Она почти никогда не говорила так с дочерью!.. – Мы здесь не нужны. Если мы понадобимся…
– Да-а-а, понадобимся, – протянула Настя. Мать волокла ее в сторону выхода, как норовистую козу. Коза упиралась изо всех сил. – Мать, ты че? Не догоняешь?! Мне еще с одним человеком нужно увидеться!..
Мать выволокла дочь на крыльцо, где оказалось полно народу – весь двор, вся улица были заполнены людьми, солнцем и почти невидимыми в весеннем солнечном торжестве всполохами полицейских мигалок, – напялила солнцезащитные очки, которые всегда носила на лбу вместо обруча, чтоб волосы в глаза не лезли, и сказала… нет, не сказала.
Гораздо хуже!
Мать приказала:
– Настя, в машину, быстро!..
Унизительно подталкивая дочь куда-то в область загривка, мать прогнала ее через толпу, дотолкала до машины, они сели и поехали.
Настя впала в такое изумление, что даже не сразу принялась вопить и биться, а решила для начала выяснить, в чем дело.
– Мать, чего происходит-то?! Ты чего… дерешься?!
Мать не отвечала. Пошарив в потрепанной кошелке, которую она почему-то считала дамской сумкой, извлекла телефон, позвонила бабке и сказала, что они едут. Вскоре будут.
– Да не поеду я на дачу, – осторожно начала Настя, – че там сейчас делать-то?! Мне надо… обратно, в институт, новую дату прослушивания должны назначить, Аллилуев приходил, и с ним ректор ушел, а Мария Григорьевна…
– Настя, закрой рот, – опять приказала мать. Настя послушно захлопнула, даже зубы лязгнули. – У вас на экзамене погиб человек, актриса. Ты это понимаешь?
– Вау! А ты понимаешь?!
– Если ее убили, дело плохо. Будет расследование. И тебе придется в нем участвовать! Не перебивай меня! – крикнула мать, когда Настя полезла было возражать. – Тебе придется отвечать на вопросы, вспоминать подробности, доказывать, что это не вы с тем мальчиком решили весело провести время и зачем-то спихнули Дольчикову с лестницы!..
– Мам, ты что?!
– Я ничего, а вот ты что?! Совсем дура, дочка?! Нечего там тереться, среди поступающих! И не смей ничего выкладывать в интернет! Ни-че-го!
– Это как? – совсем уже потерялась Настя. – А как же я расскажу, что мертвую Дольчикову нашла?
– Никак, – отрезала мать. – Ты никому и ничего не расскажешь.
– То есть всем можно, а мне нельзя?!
– Про «всех» я не знаю. Я не знаю, кто такие «все»! А тебе я запрещаю.
– Ха-ха-ха, – осторожно сказала Настя. – Приветики-покасики! Ты с ума сошла, что ли?