Сценарий Анжелы
Шрифт:
– Я тебя вижу! – бодро закричал Рон снизу. – Прыгай, Энжи, здесь вовсе не глубоко. Правда, ни черта не видно. Похоже, склад или что-то в этом роде…
– Я боюсь, Рон, – пролепетала Анжела, встав на четвереньки у края. – Не спущусь…
– Да ладно тебе, Энжи. Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!
Дыра вздулась и плеснула мокрой темнотой в лицо Анжелы, окрашивая мир в цвет дёгтя. Она подалась вперёд, забыв обо всём:
– Рон!
Молчание. Анжела увидела боковым зрением, как края дыры стали покрываться коростой инея. Но когда она повернула голову, иней исчез, как будто его и не было.
– Рон!!!
То, что
– Апельсины, – сказал Рон. Мгновением позже он взорвался смехом – громким и хриплым, смехом безумца, который собирается сброситься со скалы. Анжела почувствовала, как сердце в груди превратилось в льдинку.
Апельсины.
Кончай шутить, Рон. Это ни капельки не смешно.
– Рон, что с тобой? – отчаянно закричала она и начала медленно отползать от дыры, которая превратилась в ощерённую пасть неведомого монстра.
– Иди сюда, Энжи! – весело прокричал брат; одновременно с этим она услышала отвратительные чавкающие звуки, словно кто-то с неуёмным аппетитом поглощает те самые апельсины. – Иди сюда, и маму возьми с собой! Апельсины, Энжи. Много апельсинов – хватит на всех!
Дзинь! Дзинь! У стойки швейцара в двух шагах позади с упоением затрезвонил звонок. Анжела, уже приготовившаяся было выскочить в фойе, застыла на месте.
Отель оживал. Он торопливо сбрасывал с себя личину благородного старца, гнёздышка покрытых пылью воспоминаний… и принимал истинное обличье – лицо оплота ужаса, порождения белого тумана, из которого выходят неименуемые чудовища. Стены каморки заходили ходуном. Дыра растягивалась, искривлялась, как чудовищный рот, расплывшийся в торжествующей улыбке. Звонок бесился за тонкой фанерой двери; его визг впивался в мозг. Внизу в дыре Рон продолжал что-то твердить про апельсины и хлопать в ладони.
– Нет! – закричала Анжела, закрывая уши ладонями. – Нет!!!
Мир перевернулся. Она успела увидеть, как стены поворачиваются вокруг неё, отплясывая игривый танец смерти, а дыра стремительно вращается, размазываясь по сторонам, как капли чернил на бумаге. Она вскрикнула и попыталась отползти в сторону, за что-нибудь ухватиться. Но всё, чего она касалась, тут же рассыпалось в пыль – ручка двери, полки шкафов, даже стены. В какой-то момент она перестала ощущать под ногой опору – пол канул в небытие, превратился в сплошную чёрную дыру, и Анжела упала в неё. Канонада звонка превышала все допустимые пределы, а Рон из глубин космоса всё повторял в эйфорическом восторге, что их ждут апельсины, их много, эти апельсины, апельсины, апельсины…
Глава шестая
Анжела.
«Отстань, – огрызнулась она, не желая выплывать из сладкой истомы. – Не сейчас. Ещё рано, я хочу спать…»
Анжела.
Голос настойчиво повторял и повторял её имя, медленно вытаскивая из пустоты. Анжела поморщилась, не открывая глаз. Она лежала на чём-то жёстком и холодном, причём в самой неудобной позе – на левом боку, раскидав руки по сторонам, закинув одну ногу за другую. Правая нога, которая оказалась внизу, нещадно гудела, выражая протест.
Анжела…
Голос пропал вдали, оставив её в одиночестве. Она нехотя открыла глаза. Ничего не изменилось. Вокруг была темнота, полная и бескомпромиссная. Что поднимай веки, что не поднимай – всё равно.
Где я?
Она приподнялась на локтях и огляделась. Страх ещё не
Шаг за шагом, как киноплёнка, прокручиваемая обратно, она вспомнила своё падение в дыру, чудовищную трансформацию отеля, и Рона, который кричал: «Апельсины!». Калейдоскоп ужаса пронёсся через мозг мокрой вереницей. Почему-то пришла лихорадочная мысль: «Встать», словно это могло что-то изменить. Она поднялась сначала на колени, потом на ноги. Немного кружилась голова – наверное, от полного отсутствия понятия, где верх, где низ. Анжела зашаталась на месте и снова прощупала окружающее пространство, чтобы опереться обо что-нибудь, но ничего не нашла.
Вытянув руки вперёд, она сделала шаг. Под ногами захрустело разбитое стекло.
«Что это за место?»
Ещё один шаг. Анжела снова ни о чём не думала, просто шла вперёд. Наверное, такова защитная реакция психики, перегруженной пыткой впечатлениями. Так продолжалось, пока она не задела ногой что-то твёрдое. Тяжёлый предмет не шелохнулся, а вот Анжела вмиг потеряла равновесие и оказалась на полу. Чуть было не впечаталась лицом в пол, но успела инстинктивно выбросить руки. И не напрасно: битое стекло лежало везде, и мелкий осколок с готовностью впился ей в палец. При другом раскладе он мог бы проткнуть ей глаз.
Присев, Анжела осторожно обследовала предмет, на который наткнулась. Что-то продолговатое, деревянное и с острыми углами. Не успела в уголке сознания вспыхнуть мысль: «Гроб», как пальцы схватились за что-то круглое и мягкое. Первым порывом было бросить непонятную штуку прочь, но Анжела заставила себя обследовать её тщательней. Когда она поднесла упругий мяч к лицу и втянула воздух, нос уловил знакомый праздничный аромат. Апельсин – солнце в кармане, маленькое чудо. Они с Роном в детстве обожали их.
Апельсины! – вспомнила она, и пальцы непроизвольно разжались. Фрукт с шуршанием покатился по полу прочь от неё.
Рон должен быть где-то рядом. Он, наверное, увидел ящик с апельсинами и… что с ним тогда случилось? Он сошёл с ума? Как это иначе назвать? Этот истерический смех, поросячье хлопанье в ладоши…
– Рон, – тихо позвала Анжела, стараясь унять дрожь в голосе. – Ты здесь?
Тишина. Она поднесла руки к лицу и ущипнула себя за щёку, чтобы убедиться, что не спит. Щека отозвалась болью.
– Рон! – громче окликнула она, уже не пытаясь совладать с собой. – Чёрт возьми, Рон, куда ты делся?
Брат не ответил. Анжела обхватила колени руками и придвинулась вплотную к ящику. Приём, действенный со времён детства – просто закрой глаза, и тебя никто не тронет. Она сидела так долго, чувствуя, как её со всех сторон обступают злобно усмехающиеся тени.
Спасительная мысль пришла нескоро – может быть, через час заточения в непроглядной пустоте, может, через два. Анжела потеряла чувство времени. Она ощущала себя брошенной в самый глухой, самый тёмный уголок мира, в темницу, откуда нет выхода. Боялась, что если шевельнётся хоть раз и оторвёт спину от шероховатых досок ящика, то на неё набежит орда кровожадных крыс… может, других чудовищ… и разорвёт на куски. Но потом, когда она уже пребывала в полубессознательной кататонии, над ухом раздался явственный крик брата: «Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!». Анжела вздрогнула и открыла глаза.