Счастье для двоих. Большая книга романов о любви для девочек

Селин Вадим

Мне стало очень жалко себя. Но вся жалость уничтожалась ощущением того, что Марат был рядом. Мой друг Марат. Он здесь. Снова рядом со мной. Ура!

– Ну а ты где был? – спросила я. – Куда ты исчез?..

Марат разломал печеную, исходящую паром картошку, посолил ее, вдохнул чудесный аромат и произнес:

– Да никуда я не исчезал, здесь в Лимонном и был.

– Как это?.. – Меня словно пыльным мешком по голове огрели. – Как это здесь? Ты что, был, оказывается, у меня под самым носом?..

– В больницу снова лег, – пояснил Марат. –

Меня Игорь Павлович лечил. Пойми, Полина, мне нужно было побыть одному. Я не хотел, чтобы меня кто-то проведывал, сочувственно смотрел на меня, жалел… Мне тяжело от этого. Мне надо было разобраться в самом себе. А это можно было сделать только в одиночестве. Я не враг самому себе, я не прекращал лечение. Я лежал в больнице и три дня размышлял над тем, что произошло. Игорь Павлович отметил положительную динамику, – улыбнулся Марат. – Он сказал, что слух стал улучшаться. Как ты помнишь, после травмы у меня осталось пятнадцать процентов слуха. С тех пор слух вернулся еще на пять процентов. Поэтому мне осталось вернуть еще восемьдесят, и все будет как раньше.

– Ну я же говорила! – Я легонько стукнула Марата по плечу. – А ты не верил!

– Я хотел верить, но боялся, – тихо сказал Марат. Он был таким родным, таким уютным. Как же я соскучилась по нему! – Я верил, что все наладится, но мне было страшно… Страх захлестывал меня. Я не спал по ночам, мучился бессонницей. Мне казалось, что моя жизнь кончена. Я гитарист, а что может быть страшнее для музыканта, чем потерять слух? Вот ты не боялась бы, если бы вдруг у тебя пропала способность к плаванию?.. Представь, что у тебя нет возможности плавать. Во всем мире исчезли моря, бассейны, реки и озера… Что ты делала бы? Как чувствовала бы себя? Плавание для тебя значит то же, что для меня – музыка.

Я вообразила себе, что вокруг меня только суша, что я не плаваю, что ищу воду, а ее нигде нет, и мне действительно стало страшно.

– Я тебя понимаю… – я вздрогнула от ужаса.

– У меня началась депрессия, – поделился Марат.

– Ну, депрессия бывает у всех…

– Нет! – резко ответил Марат. – Просто плохое настроение, которое бывает у всех, – это не депрессия! Депрессия – это гораздо серьезней. Это когда постоянная бессонница, размышления о никчемности жизни, о том, что нет смысла что-то делать… Нельзя бросаться словом «депрессия»!

Я удивленно посмотрела на Марата. Он изменился, стал как-то взрослее. Все переоценил и теперь смотрел на окружающий мир с высоты своей беды.

– Хорошо, – сказала я. – Теперь буду знать…

– Мне помогли врачи из больницы. Там работают психологи. Они-то и прояснили мне все. – Марат немного помолчал. – Я взял себя в руки. Я сильный. Я обязательно справлюсь со своей проблемой. Ко мне вернется слух. Я верю в это. Сейчас мне стало легче, и я вот объявился. Я осознал себя. Больше я не исчезну, поверь. Мне просто требовались одиночество и покой.

Было заметно, что Марат контролирует каждое свое слово. Каждую секунду настраивает себя на позитив

и не дает плохим мыслям завладеть собой.

– Тем более что это не просто самовнушение, а действительность, – подбодрила я его. – К тебе уже возвращается слух.

Какое-то время мы посидели молча.

Казалось, все было как раньше и не было никаких происшествий.

– Посмотри на луну, – сказала я, указывая взглядом на полную луну. – Сколько ей лет, а выглядит как новенькая!

Марат рассмеялся.

Мы ели печеную картошку, смотрели на море, которое словно полностью состояло из лунного блеска, и слушали плеск небольших волн. Вернее, их слушала я, а Марат просто на них смотрел.

Словно прочитав мои мысли, он спросил:

– Помнишь, ты говорила про Бетховена и его глухоту?

– Да.

– Когда я лежал в больнице, врач принес мне статью про него. Ученые проводили исследования, хотели понять, каким образом он писал музыку, если к концу жизни полностью оглох. Они исследовали многих музыкантов с плохим слухом и сделали открытие: оказывается, у человека есть внутренний слух. Музыканты представляют себе мелодии. Мы знаем, как звучит нота и как она записывается. Музыканты играют ее у себя в голове и записывают ноты на бумагу. А потом их играют уже те, у кого есть слух…

– Потрясающе!.. – восхитилась я.

– У меня в голове тоже звучит музыка, но я не хочу писать музыку в таком состоянии. Уж лучше дождусь, когда ко мне вернется слух, – сказал Марат и рассмеялся.

Я рассмеялась вслед за ним.

– Даже не верится, что на пляже была та свалка, о которой ты говорила, – он смотрел по сторонам. – Неужели это правда? Бедный пляж…

Пляж значит для Марата то же, что и для меня.

– К сожалению, правда, – кивнула я.

Я взяла мобильный телефон, вошла в раздел фотографий и показала Марату снимки замусоренного пляжа.

Марат листал фотографии, и в его глазах было неверие.

– Пляжу тоже досталось, – проговорил он. – Этот пляж духовно связан с нами. Нам плохо, и ему тоже стало плохо. Но теперь все стало хорошо, и он вот снова преобразился…

Зазвонил телефон. На дисплее было написано «Оксана Романова».

– Да, Оксана.

– Полина, я вынуждена тебе сообщить, что руководство психануло и завтра утром будет звонить запасному актеру. Уже завтра вечером актер будет на месте, и его будут снимать вместо Марата.

Голос Оксаны был полон огорчения.

– А нельзя ничего изменить? – с надеждой спросила я. – Договориться как-нибудь?

– А какой смысл? – спросила Оксана. – Договориться о чем? Подождать Марата? А кто-нибудь может точно сказать, когда он объявится? Пойми, его никто не будет ждать. Если бы руководство знало точную дату, когда он появится, оно бы, может, еще и подумало бы, а так…

– Он объявится сегодня! – заявила я.

– Что-о?.. – протянула Оксана.

– Оксана, Марат уже нашелся! – с ликованием воскликнула я. – Он сейчас сидит рядом со мной!