Счастье измеряется в хвостах
Шрифт:
Третье. «Я люблю свою собаку, и она это чувствует. Это гарантия наших хороших отношений».
Четвёртое. «С собакой нужно разговаривать, и тогда она всё будет понимать».
Пятое. «Дрессировки – это насилие над собакой. А она мне как ребёнок».
Тема «Собака мне – как ребёнок» прослеживается лейтмотивом у всех любящих владельцев. И это хорошо.
Но! Этого мало! Любовь к собаке должна крепко опираться на обучение и воспитание. А все наши умиления – это всего лишь украшение основы. Кружавчики на
«Вот, – скажет читатель, – а сама пишет про то, как у неё собаки разговаривают. Сама собак очеловечивает и тут же ругается…».
Да не ругаюсь я. Если уж ругаться, так только на саму себя.
Я ведь почему считаю себя вправе говорить об ошибках владельцев? Да потому, что я сама такая! Все эти ошибки мной совершены. Волшебные пендели от моих тренеров-кинологов за них получены. Место, куда попал пендель, ещё зудит и чешется…
Уроки усвоены, но не факт, что ошибки не повторятся.
Ну, да. Я такая. Я могу. Наверное, поэтому я хорошо понимаю хозяйку щенка Юки.
Поэтому и повторяю: любовь к собаке должна опираться на воспитание и обучение.
На обучение и воспитание.
Назовём мы это дрессировкой или тренировкой, от этого ничего не изменится. Собаку нужно обучать и воспитывать, воспитывать и обучать. Обучение (тренировка/дрессировка) развивает собаке мозг. Разве плохо, когда собака умная? И не говорите мне: «Она у меня и так умная, куда уж ещё умнее!..».
Представьте себе, есть куда! Ведь мы с Кубой занимаемся всякими штуками типа послушки и трюков не для того, чтобы блистать на соревнованиях или выступать на сцене.
Мы занимаемся ради взаимопонимания. Я учусь понимать, какие механизмы движут мышлением моей собаки, а Кубка учится продираться сквозь дебри моей логики. Вернее, её отсутствия.
Ох, что-то запуталась я в своих дебрях… Кошку, что ли, позвать на помощь?
– Мда-а-а… – Маня не стала дожидаться особого приглашения и неслышно возникла на полке над столом. – Ты сама-то поняла, что наговорила?
Маняха – критик независимый и неподкупный.
– Да жаль мне эту тётеньку! – попыталась определиться я. – И таких, как она, много…
– Пафосно слишком! – фыркнула кошка и передразнила: – «Жаль!», «Таких, как она!», «Ах, я сама такая!».
– Издеваешься?
– А ты учись излагать мысли лаконично. Ты о чём хотела написать?
– О том, что собаку нужно воспитывать.
– А иначе что будет?
– А иначе она вырастет… ну-у-у…
– …Дурой она будет, эта собака! – надоело миндальничать Маняхе. – Вот так и скажи прямо: «Граждане особаченные, воспитывайте своих собак, а иначе они будут дурами и дураками!». Просто, кратко и без пафоса.
– Грубо это как-то…
– Скажите, пожалуйста! Грубо ей… А когда мелкая шавка во дворе дядьке в попу вцепилась, это не грубо было? А Тобик твой детей ясельных напугал – не грубо? А дружок Кубкин на велосипедиста сдуру лаять начал и получил от него ногой в морду – ласково? А Кубка наш соседского кота в лифт загнал, и кот на седьмой этаж уехал – нежно? Тебе рассказать, что по этому поводу громко думала соседка?
– Не надо… – вздохнула я.
– Не надо? Вот и не заморачивайся! Грубо ей… Развела тут политесы, понимаешь… Пиши быстро: «Граждане особаченные…».
– Написала уже.
Маня перечитала текст и осталась довольна.
– Совсем другое дело. А всё остальное удали. Хотя нет, погоди.
– Не удалять?
– Оставь. Для баланса хорошо.
– Какого баланса?
– Такого. Начнут люди читать твою галиматью и скажут: «Вот тётка-идиотка, двух слов связать не может!». А тут я такая… с железной логикой, вся такая лаконичная. Пусть видят, кто есть кто.
– А… ну пусть видят. Спасибо, Манюня. А то я и впрямь завязла в своих пафосах.
– То-то. Обращайся, если что.
Глава 12. Последний день щенячества
Маленькие детки – маленькие бедки. И это не только про человечьих детей сказано. Куба подрастает и всё чаще заставляет маму нервничать.
Сидим с ним вдвоём на кухне после утренней прогулки. Он тычется носом в мою ладонь, чувствуя моё скверное настроение.
Настроение действительно поганое. На прогулке Куба продемонстрировал все чудеса непослушания, какие только можно придумать. Кроме того, Куба начал делать садки на Эдика, а это совсем уж непозволительно.
Я была очень зла, но не на мальчишку, а на своё неумение управлять собакой.
Однако Кубе об этом знать не нужно.
– Мам! Ты чего?
– Куба, ты – хам!
– Чего это?
– Собака, которая не обращает внимания на своего хозяина, называется хамом. Ты невоспитанный наглец! Ты идёшь впереди меня, ты плевать хотел на мои команды, твоего внимания хватает только на пять секунд, а потом ты снова делаешь что хочешь!
– Но я же выполняю команды!
– Выполняешь, да. И тут же срываешься с места в карьер. Мне приходится тебя одергивать. Сколько можно, Куба?
– Но там была Пикси! Я её люблю, и мы поженимся.
– Пикси твоя сестра, на сёстрах не женятся. Там Пикси, а там Холли, а там Рекс… Ты ко всем кидаешься. Ты на всех собираешься жениться?
– На Рексе, наверное, нет. Я подумаю.
– Не заговаривай мне зубы. Я требую, чтобы ты исполнял то, что я говорю.
– А свобода? А играть?
– Команда «Гулять!» – вот твоя свобода. Понял?
– Я хочу, как Эля, ходить без поводка. Эле можно, а мне нет?
– Эле семь лет, она образованная, воспитанная собака. И она – девочка. Тебе же всего семь месяцев, и ты – мальчик. Ты – кобель!