Счастье на десерт
Шрифт:
Придется напомнить первопроходцу ху из ху. Перед глазами мелькают наши с Мирой горячие картинки, я люблю ее, ревную и в принципе не признаю никаких треугольников. С одной стороны, понимаю первопроходца потерять такое сокровище, сложно смириться, но с другой стороны, вообще по фигу.
У него был шанс, и он его феерично просрал, к моему счастью.
Семенов крутится у машины, пинает колеса, заходит в слепую зону, как удачно.
Подходим ближе, осматриваюсь на всякий случай парковка пустая, никого. Одиннадцатый час, что ж
— Уважаемый, закурить не найдется? — искажая голос, басит Кай.
Звучит жутковато. Кай прямо заморочился, купил одинаковые спортивные костюмы, балаклавы, кастеты.
Хмыкаю, стараясь не заржать, ох пропадает талант у старшего.
— Не курю, — оборачивается Семенов.
Замечая наш прикид, шарахается к стене. Опять быстро сдулся. Что ж так не везет-то?
— Вы кто такие? Что вам нужно? Денег? У меня тысяч двадцать наличкой, остальное на карте! — испуганно трещит юрист.
— Нам деньги нужны? — уточняет Кай.
— Нет.
— Машина? Так, на ней система слежения, вас поймают быстрее, чем успеете выехать за пределы района! — угрожает первопроходец.
— Оставь себе это корыто, — милостиво разрешает брат.
— Да че надо-то? — паникует Семенов.
— Рожу твою подшлифовать, — бью ему в нос.
Первопроходец мычит и закрывает лицо руками, заливая все вокруг кровью и соплями.
— За что? Вы кто такие? — пыхтит, утирая сопли.
— Полиция нравов, нехорошо невесте изменять. Она же в положении, ей нервничать нельзя, а ты на сторону ходишь. Ай-яяй, а вдруг узнает? Разнервничается, не дай бог, папочке пожалуется! — хватаю Семенова за грудки, швыряю об стену.
Не хило так прикладывается башкой об бетон, оседает на пол.
Трясущимися руками лезет в карман, утирается белоснежным платком, чистоплюй херов.
— А папочка у нас кто? — наигранно удивляется Кай.
— Влиятельный бизнесмен! Настенька у него свет в оконце! — отвечаю брату.
— Ай-яяй, нехорошо! — цокает Кай, играя кастетом.
Наступаю кроссовком на пах Семенову, его глаза лезут из орбит от боли и страха, пытается отползти в сторону, давлю сильнее.
— Аааа, — стонет, — не надо, я понял.
— А может, всмятку? Таким нельзя размножаться! — неодобрительно качает головой брат.
— Не надо, пожалуйста, я все понял, я никогда больше, честное слово никогда! — божится Семенов.
Присаживаюсь на корточки, хватаю за волосы, задираю башку, он жмурится как подслеповатый крот, из его носа течет. И вот это посмело прикоснуться к Медочку? Убил бы.
— Еще раз подойдешь к Мирославе, убью. Это было последнее китайское предупреждение.
Глаза Семенова становятся больше, мелькает узнавание. Да скот, запоминай, ходи и оборачивайся.
— Математик...
— Он самый. Я предупредил.
Отпускаю его, отходим. Он так и сидит, не торопится подниматься.
Быстро возвращаемся в машину, Кай выруливает с парковки.
— Ну, ты лютый, горжусь! — хохочет брат, стаскивая балаклаву. — Я думал, ты ему реально яйца отдавишь!
— Еле сдержался! Честное слово! — тоже снимаю маску.
— Зверюга! — Кай ерошит мои волосы.
Молчим и вдруг начинаем ржать. Брат качает головой, словно не верит, в нашу выходку. Я растираю лицо, смотрю на ленту дороги за стеклом.
Снова ржем как кони, это нервное. В крови бурлит адреналин, чувствую себя охуенно. Хочу домой, под бочок к Мирославе, а лучше подмять ее под себя.
— Я так рад, что ты вернулся! — улыбается Кай, поглядывая на меня урывками.
— И я, брат.
Мы будто снова в детстве, когда были одной командой. Задира Кай и тихоня Миша, такие одинаковые и такие разные мальчики.
Целая жизнь случилась у нас вдали друг от друга, но в эту минуту будто и не было всех этих лет и разлуки. Снова вместе, горой друг за друга.
Глава 27.
Мирослава
— Бабочки ощущают вкус ногами, садясь на цветок, бабочка чувствует: тут вкусный нектар. Крысы могут смеяться, если их пощекотать. Среди животных тоже есть левши и правши. Полярные медведи левши, — читает Миша. — Это что за минутка биологии?
— А, это Лили, девочка-подросток с синдромом Дауна, она иногда нас так просвещает. Когда ее мама забывает телефон с чатом в зоне досягаемости. Мама Лили растит ее одна, папа их бросил, когда узнал о диагнозе. Лили очень повезло с мамой, она обожает дочь, и настроена очень оптимистично, — запрокидывая голову, объясняю Мише.
Мы валяемся на кровати, он сидит, облокотившись на подушки, изучает «чатовских». В последнее время очень ими заинтересовался, и теперь «знакомится» со всеми читая наши переписки. Я не против, мне скрывать нечего.
Лежу головой на Мише, очень удобно периодически целовать его в живот или бока.
После ранения прошло десять дней, у меня все прекрасно заживает. Миша что-то читает, хмурится, наверное, на очередную просьбу о деньгах. Я перебираю его пальцы. У франта очень красивые руки, мужественные с проступающими венами на запястьях, пальцы длинные, аккуратные ногти. Прижимаюсь носом к ладошке, целую.
— Хм, щекотно, Мирослава, — тянет руку к себе.
Переворачиваюсь на живот, рана совсем не беспокоит, чешется иногда под пластырем. Миша каждый день сам осматривает шрам, обрабатывает, лепит пластырь, а после сует мне омегу и витамины под язык.
— Хватит уже читать! Давай обниматься! Или вещи собирать, а то мы так никогда не переедим! — тяну руки, требуя объятий.
— Да, да, сейчас только дочитаю! — соглашается и продолжает серфить по экрану.
Там несколько тысяч сообщений и «сейчас» он точно не дочитает.