Счастье на десерт
Шрифт:
Урод Семёнов хватает меня за лодыжку и тянет на себя.
— Хочешь поиграть? Давай поиграем! — скалится и маньячно ржёт.
Я в ужасе, потому что не знаю этого больного ублюдка. Впервые вижу вообще. Даниил, которого я когда-то, знала, не был насильником.
Сильно дёргает меня на себя, пальцы соскальзывают, и я неловко заваливаюсь набок. Господи, живот! Мальчики! Начинаю реветь потому, что слышу звяканье ремня, вжик молнии. Ни за что! Он так долго пачкал меня своим скотским отношением, не позволю замарать
Кручусь юлой, умудряюсь повернуться на спину, пинаю его свободной ногой в живот. Он сгибается, матерится. В ответ прилетает звонкая пощёчина. Моя голова дёргается, в глазах темнеет, виски взрывает болью.
Семёнов наматывает мой хвост на кулак, обзывается и орёт, что я сломала ему жизнь. Чувствую запах алкоголя, его слюни летят на меня. Противно.
Этот больной урод пытается стащить с меня штаны, дёргает и ткань расходится по шву, дорывает с противным треском. Выбросив штаны, мерзко пыхтит, стараясь стянуть свободную кофту. Ору, машу руками и лягаю его, попадаю в челюсть. Он заваливается назад, остаётся на ногах, но сильно бьётся затылком об стену.
Не знаю, откуда берутся силы. Мне кажется, я кометой лечу вверх по лестнице, хотя последние дни передвигалась по дому со скоростью улитки. Главное - успеть забежать в нашу спальню, там очень крепкая дубовая дверь и замок сделан на совесть. Даже этот неадекват не сломает, тогда можно будет открыть окно и позвать на помощь соседей или позвонить по планшету кому-нибудь, попросить вызвать полицию.
Вдруг в поясницу прилетает что-то очень тяжёлое. Охаю, падаю на ступеньки, набок. Ваза, этот урод кинул в меня Машиной вазой. В мозгу некстати всплывает рассказ, как она её выбирала.
Хорошая ваза не разбилась, с глухим стуком катится вниз по лестнице. Пытаюсь подняться, но у меня не получается.
Семёнов стоит на десять ступенек ниже, с расстёгнутыми штанами, и мерзко скалится.
Хочу сказать, что ему конец, Миша его размажет, но меня скрючивает такая боль, что я еле вдыхаю.
Поясницу сильно тянет, живот простреливает болью. Ахаю, от сильного спазма. Семёнов пялится на меня во все глаза. Надо бежать, пока он меня не трогает, хватаюсь за перила, пытаюсь встать. Не получается! Скулю, приземляясь на ступеньки.
Во дворе слышится рёв мотора, лязг калитки. Миша?!
Громко ною от облегчения. Господи, спасибо. Собираюсь с силами, неловко поднимаюсь. Живот снова сводит, внутри, будто что-то рвётся, меня снова сгибает от боли.
Слышу с улицы голоса Миши, Кая, смех Стаса.
Они мне помогут, теперь всё будет хорошо.
— Слава! — сипит Семенов, глядя на меня стеклянными глазами.
Ненавижу урода!
Вспоминаю, что я без одежды. А там же Стас. Пытаюсь натянуть кофту пониже, ногти обломаны, колени в ссадинах. Отупело, смотрю на свои белые носки, которые вдруг быстро окрашиваются алым.
По ногам течет что-то липкое. Чувствую, как сильно кружится голова, конечности наливаются свинцом, хочется спать и плакать.
— Мирослава!
Последнее, что слышу испуганный рёв Миши, мат Кая, кажется, Стас плачет, потом становится очень холодно и темно.
Глава 38.
Михаил
— Отпусти ее, Миша! Все хорошо, теперь все будет хорошо! Давай же, отпускай! В операционную быстро! — командует медсестрам врач жены. — Что случилось? — спрашивает Люба, оттесняя меня от каталки.
На ней лежит бледная Мирослава вся в крови. Две медсестры увозят мою девочку дальше по коридору.
Я порываюсь за ними, но Люба преграждает мне дорогу.
Меня трясет от ужаса, такого животного страха я не испытывал никогда. Вернуться домой и найти на лестнице полуголую Мирославу в крови. И бухого Семенова. Что он ей сделал? Как этот псих вообще нас нашел? Я его чуть не убил.
Смотрю на сбитые костяшки, пальцы дрожат. Я пиздил его долго и очень сильно, пока Кай не оттащил меня. Брат вызвал полицию и скрутил урода, я же схватив бесчувственную Мирославу, помчался в роддом.
Всю дорогу, как ненормальный говорил с ней, хотя понимал, что она без сознания и вряд ли меня слышит.
— Миша! Что случилось с Мирославой?
— Я не знаю! Вернулся домой, а там она без сознания вся в крови и рядом ее бывший! Бухой или под наркотой, я не понял! Он-то ли ударил ее, то ли толкнул! Было много крови! — сумбурно пересказываю Любе.
— Ясно, я поняла. Жди. Я в операционную.
Жди. Будто я могу не ждать. Время тянется бесконечно долго, меня мутит и нечем дышать.
Умываюсь в туалете, подставляю голову под ледяную воду, по позвоночнику бегут колючие мурашки, холодные капли затекают под одежду, но мне все равно.
У Мирославы полных семь месяцев. Это нормально, для многоплодной беременности. Конечно, мы планировали носить как можно дольше, но чего уж теперь.
Сижу у операционного блока, каждые пять минут звонят Снежинские. Спрашивают, есть ли новости, Маша говорит, что Стас до сих пор рыдает. Он очень испугался, увидев Миру в крови. У меня самого чуть сердце не остановилось.
Девочка, моя ты же сильная? Ты справишься?
Я не знаю русских молитв, сейчас Мирослава мой бог. И я молюсь на нее и за нее. И за нерожденных сыновей.
Упираюсь локтями в колени, роняю голову на руки.
Вдруг за дверью операционной слышится крик. Шумно выдыхаю, родился мой первый сын. Живой! Мирослава умница, она справится!
Упираюсь лбом в дверь, чувствую, как щиплет глаза. Я мало плакал за свою жизнь, но сейчас, позволяю себе расслабиться. Потому что облегчение такое огромное, что у меня подкашиваются ноги и я оседаю на пол.