Счастье на высоких каблуках
Шрифт:
Марина болтала в воздухе ногой в тапке с длинным носом.
– Расскажи мне про Леденцову, – сказала Марина. – С подробностями.
Виталик вздрогнул. Марина пристально наблюдала за ним.
– Ладно, – сказал муж, – так уж и быть. Но, боюсь, тебе не понравится эта история. Ты с ней встречалась?
– Да.
– И что она говорила?
– Что ты был ее любовником, – не моргнув глазом, сказала Марина.
– Врет, – рассмеялся Виталик. – Сочиняет. Она всем это рассказывала, пытаясь поднять свои акции.
Марина приподняла бровь.
– Ты не представляешь, – сказал Виталик, – она мне проходу не давала! Звонила, писала записки, старалась любым способом остаться со мной наедине, обнять, когда мы обедали с коллегами. Представляешь? А я… не мог же я ее оттолкнуть. В нашем обществе не принято, чтобы мужчина отказывал женщине. Я бы выглядел идиотом. Я и так им, в общем, выглядел. Сколько раз я сообщал ей, что женат, что не хочу, не буду, что отношусь к ней как к коллеге.
Виталик сделал паузу.
– Она в конце концов вообще с ума сошла. Начала нести чушь.
– Например? – спросила Марина.
– Ну, что, если бы я был вдовцом, у нее появились бы шансы.
Марина наклонилась над сидящим мужем.
– А может, это она писала записки «Смерть близка»? Может, это ее рук дело? Девушка умная, с жизненным опытом, на руководящей должности… Может, это она, а вовсе не Дима? Может, все из-за тебя?
Виталик покраснел от ярости.
– Про этого твоего хахаля не надо ничего говорить! – заорал он. – Я твой муж, и точка.
Марина села на стул и закинула ногу на ногу.
– Да, ты мой муж, и точка, – сказала она.
– Нет, это не Леденцова, это твой Димочка, – сказал Виталик, – все сходится. Леденцова никогда Жанну в глаза не видела. Она никогда не бывала в том магазине, где мы купили то платье, она ничего не знает о твоей сестре… Она просто старший менеджер. Если бы она хотела мне отомстить, то уволила бы, и все дела.
Что-то шевельнулось в памяти Марины. Она сжала виски руками.
– А Черкашин знал Жанну, именно он ей купил платье, которое она потом сдала, именно он обеспечил ее приглашением.
Марина замотала головой, не убирая рук от висков. Воспоминание было близко, оно мелькнуло, почти далось в руки, но голос Виталика не давал сосредоточиться.
– Помолчи, – крикнула она, – пожалуйста!
– Не затыкай мне рот, – тут же отозвался он, – я выяснил, что Черкашин был на том приеме, в честь показа мод Вивьен Вествуд. Он там был. Лично.
– Что? – спросила Марина. – Не может быть.
«Почему перед тем, как Жанне вручили розу, вы спрятались в темном углу? – вспомнилась Марине фраза Димы. – Мне об этом сообщили».
Между тем следы воспоминания – какого-то очень важного – испарились без следа. Ключ от загадки, едва блеснув надеждой, вновь был утерян.
– Вы будете ее продавать? – спросил страховой комиссар, глядя на побитый бок «Альфа-Ромео». – Сто пятьдесят девятые «Альфы» сейчас неплохо идут.
– Нет, – покачал головой Дима. – Продавать не буду. Кстати, это был каблук.
Страховой комиссар заулыбался.
– Семейная сцена? – спросил он.
– Да.
Страховой комиссар провел пальцем по искореженному борту шедевра итальянского автопрома.
– Женщины загадочные существа, – сказал он, – даже самые умные из них. Они хотят любви, внимания, защиты, стабильности. Они хотят всего, абсолютно всего. Хотят несбыточного. Словно все, как одна, являются фанатками сказки по Золушку. Даже те, кто в этом не признается, ждут, выглядывают, мечтают. Вера в сказку умирает даже позже, чем надежда.
Комиссар открыл дверцу и заглянул в уютное нутро, обитое белой кожей.
– И при этом они истеричные, эмоциональные, неверные. С ними невозможно иметь дело, – продолжил он. – Они считают, что у них есть только права, а обязанностей – никаких. Особенный ужас – это красивые женщины. И самый большой и кошмарный ужас – это красивые и богатые женщины. У этих вообще никаких тормозов.
Дима захохотал во все горло.
– Вы предпочитаете бедных и некрасивых? – спросил он.
– Нет, – сказал комиссар, – я предпочитаю не ориентироваться ни на красоту, ни на богатство, мне все равно, что скажут о моем выборе, я смотрю на женщину и прислушиваюсь к сердцу. Если оно начинает частить…
– И часто оно у вас частит? – спросил Дима.
– Последний раз два месяца назад, – признался комиссар. – Девушка разбила «Нисан». Я приехал, смотрю – красавица ходит кругами вокруг машины и плачет.
– Утешили?
– Да.
– И она была очень бедной и очень некрасивой? – засмеялся Дима.
– Ни то, ни другое. Но это неважно. Вы согласны?
– У меня другая проблема, – сказал Дима. – Меня любят все женщины. Но за деньги. Я уже забыл, когда кто-то интересовался мною просто потому, что я хороший человек. Вам проще.
Комиссар погладил капот «Альфы».
– Девушке, которая разбила свою «Альфу», наплевать на деньги, – сказал он. – Уж на ваши точно. Так что одно исключение у вас есть.
– Да, – сказал Дима. – Чудеса бывают, знаете ли.
Лена впала в апатию. Она не чувствовала ни холода, ни сырости. Лена привалилась к стене ямы, ноги стояли в луже, сверху падал серый дневной свет, расчерченный на квадратики. Солнца не было, лес тихонько шелестел. Облака были неподвижными, сплошными, какими-то мертвыми. Где-то несмело запела птичка, вспомнив, что на дворе весна.
Лене не хотелось ни пить, ни есть, ни думать, ни ощущать. Не хотелось ничего, только сидеть вот так, время от времени проваливаясь в забытье. Лоб у нее был горячим, но боли не было, только пелена перед глазами. Лена уже не помнила, сколько времени здесь находится, а иногда и вовсе забывала, где она. Ей что-то снилось, тягучее, вязкое и непонятное.