Шрифт:
Ну почему судьба ко мне так жестока! — горько вздыхала Имоджен. Почему люди, которых я люблю и которые любят меня, уходят туда, откуда нет возврата?
Нет, до пятнадцати лет она не могла пожаловаться на свою жизнь. В уютном семейном доме ее окружали энергичный и волевой дедушка Роджер, заботливые родители и преданная экономка миссис Кейрос.
Дед был признанным главой семейства, и его слово являлось законом для всех домочадцев. Правда, он никогда не злоупотреблял своей властью. Приехав полвека назад в Пасадину; где ему предложили должность в местном отделении лос-анджелесского
Неожиданно дело заладилось, и он готов был уже открыть второй, как вдруг Мари безумно увлеклась импозантным господином, с весьма галантными манерами и к тому же жителем Парижа. В результате Роджер остался с покаянной запиской, в которой ему предлагался развод, и десятилетним сыном.
Убедив себя, что жизнь на этом не кончается, он лишь решил быть осмотрительнее в вы боре спутницы жизни. И второй его женой стала вдова — женщина, хоть и лишенная брызжущей через край энергии и жизнерадостности. Мари, зато добропорядочная и от всей души стремящаяся заменить маленькому Нику мать. А посему в свою очередь Роджер усыновил ее сына Фила, который был на пару лет моложе его собственного,
Чтобы не бередить рану, следующий свой ресторан Роджер сделал не французским, а итальянским. Так было положено начало сети ресторанов национальной кухни Энсли.
В течение двенадцати лет ничто не омрачало их жизни. Как вдруг Ник задумал жениться, и это неожиданно привело к весьма пренеприятным событиям. В качестве свадебного подарка Роджер сделал сына полноправным партнером, а Фил, смертельно обидевшись, хлопнул дверью и заявил, что ноги его не будет в «отчем» доме. Мать последовала за ним.
Все это происходило до рождения Имоджен, которая появилась на свет два года спустя. И вот, когда ей исполнилось пятнадцать, девочку постигла первая трагическая утрата — умерла мама. Умерла неожиданно, нелепо: после пустячной операции образовался тромб, который е закупорил какой-то важный сосуд в мозгу. Врачи оказались бессильны… А полгода назад в автокатастрофе погиб отец, возвращавшийся до мой из Лос-Анджелеса.
Имоджен осталась с дедом, да и то ненадолго. Сердце старика не выдержало, за одним приступом последовал другой, который и свел его в могилу.
Вот тут-то на сцене и появился Фил. К этому времени он уже успел жениться, обзавестись двумя детьми и приобрести в деловых кругах известность весьма сомнительного толка. Ему принадлежали заведения, где можно было про вести время, не обременяя себя такими «устаревшими», на взгляд Фила, понятиями, как мораль и нравственность. Он даже пытался подступиться к основанному еще в тысяча восемь сот семьдесят четвертом году пасадинскому игорному дому, правда, безуспешно. Вполне воз можно, он действовал так, чтобы насолить Энсли, противопоставить себя приемному отцу ; и сводному брату. Он даже подумывал сменить фамилию, дабы окончательно отмежеваться от них, но врожденный практицизм взял верх над эмоциями. Фил лишь добавил к ненавистной фамилии фамилию жены — Смит.
1
В свои двадцать три года Имоджен оказалась один на один с весьма грозным противником, претендующим на наследство. И виновником сложившейся ситуации, как ни странно, стал дед, не успевший переписать завещание.
Итак, как утверждал мистер Мартин, выход у нее был только один…
«Даг, ты жениться на мне?.. »
Имоджен нервно прошлась по спальне — лицо напряжено, руки сжаты в кулаки, а обычно ясные глаза затуманены. Снова и снова она мысленно повторяла одни и те же слова, но по-прежнему не была уверена, что сможет произнести их вслух.
— Ты женишься на мне? Ты женишься на мне? Ты женишься на мне? Ты женишься на мне?
Все-таки ей это удалось! И хотя вопрос про звучал совсем не так твердо и уверенно, как хотелось бы, но, по крайней мере, он прозвучал. А раз первый этап позади, то, без сомнения, удастся преодолеть и следующий.
Тяжело вздохнув, Имоджен взглянула на телефон. Хватит раздумывать, пора решиться и покончить с этим.
Но только не здесь. Только не сидя на кровати в своей спальне, в то время как…
Имоджен быстро отвела взгляд от красиво го, девственно белого покрывала, затканного цветочными букетиками. Ей было четырнадцать, когда она выбирала его вместе с мамой, а теперь уже почти двадцать три. Двадцать три, но она наивна и застенчива, как девочка. Так, по крайней мере, ей говорили, и Имоджен не надо было напоминать, кто именно. Выйдя из спальни, она направилась вниз по лестнице. Надо воспользоваться телефонным аппаратом, установленным в комнате, служившей кабинетом отцу и деду. Произнести эти слова именно там казалось ей более соответствующим моменту.
Подняв трубку, Имоджен трясущейся рукой набрала номер, напряженно вслушиваясь в раз давшиеся на другом конце провода гудки.
— Дагласа Уоррена, пожалуйста, — сказала она ответившей ей секретарше. — Говорит Имоджен Энсли.
Ожидая соединения, Имоджен невольно закусила губу — детская привычка, казавшаяся ей давно преодоленной.
— Так делают только дети, — заметил Даг, когда ей было восемнадцать. — Женщины же…
Он замолчал, и его иронический взгляд не вольно заставил Имоджен спросить:
— А что же делают женщины?
— Неужели не знаешь? — насмешливо протянул он. — Женщинам же, моя дорогая, невинная Имоджен, подобные отметины… — Даг медленно провел пальцем по ее нижней губе, остановившись на вмятинках от двух маленьких зубов, и вызванное этим прикосновением ощущение заставило девушку невольно вздрогнуть, — оставляют любовники… очень пылкие любовники.
И конечно же рассмеялся, увидев, что она вспыхнула. В этом был весь Даг. В те времена он вел себя как бандит с большой дороги, не обращающий внимания ни на кого и подчиняющийся, по словам деда, только своим законам и правилам. Однако, как подозревала Имоджен, дед, хотя никогда и не признавался в этом, испытывал к Дагласу Уоррену некоторую слабость…