Счастье первой тропы
Шрифт:
Когда горестную могилку засыпали мерзлыми комками, Элла упала на холодную землю, начала разрывать ее руками. Клим пытался увести ее, стряхивая с ее обнаженной головы снег.
А когда он, наконец, привел ее в квартиру, она встала на пороге, онемев: увидела чулочек сына. Не вскрикнула, не заплакала, но так посмотрела, так беззвучно приоткрыла губы, что лучше бы зарыдала, лучше бы закричала.
...На следующий день после приезда на завод Юрия Клим молча стоял перед членами комитета комсомола «Иркутскалюминстроя». Понурив голову, слушал.
Зная о смерти его сына, Юра подытожил виденное на заводе очень осторожно. Но он сумел сказать все:
— Руководитель контрольного поста Глеб Бочков превратился в делягу: кубы одни видит, а на людей не смотрит.
— Я ведь раньше работал на ЖБИ и обстановку там неплохо знаю. Виноват, что не доложил вам обо всем. Стыдно было признаться, что штаб не может своими силами справиться, — не выдержал Клим.
Дверь открылась. С порога кивнул им парторг треста Иван Иванович Хоров:
— Поздно засиделись! — он подошел к столу, тяжело опустился на стул. — Продолжайте, ребята.
По озабоченным складкам на лбу, по прищуренным глазам все поняли, что Хоров зашел не случайно. Все медлили, а он спросил:
— Ну и что решили? — как будто знал, о чем идет речь.
Перехватив движение Клима, вытиравшего пот со лба, парторг сказал:
— Взгрели парня. А дальше? — Хоров обнял за плечи Клима.
Клим вздохнул.
Юрий ответил:
— А дальше с вами надо посоветоваться. Плохо, видно, не в одном цехе на ЖБИ. Назначить комиссию надо, поглубже разобраться.
— Комиссия уже сидит здесь в полном составе, — улыбнулся Хоров. — Потом доложит о результатах парткому треста.
— Иван Иванович! Мы же можем надергать вопросов не очень существенных, да и обидеть можно невзначай, — засомневалась Люда.
— Не надергаете. Разделите между собой участки. Продумайте все. Короче, партбюро вам доверяет. Действуйте, не пожалейте времени.
— Заклинило на ЖБИ, — обронил Григорий.
— Заклимило? — нарочно не расслышал его Хоров. — Так клин Климом вышибают, — он положил руку на голову Климу, потрепал по волосам.
На другой день комиссия в полном составе стояла в кабинете директора ЖБИ Дворина.
«Ну что они суются? Что они, цыплята, понимают? — хмурился Серафим Иннокентьевич. — Только их еще не хватает. Ну пусть пошныряют — поклюют, погоношатся. Пусть». Он положил руку на телефонную трубку, поежился, давая понять, что занят по горло.
«Хорохорься, важничай, насупливай брови, но смотри, как бы не пришлось тебе, Серафим Иннокентьевич, краснеть», — думал, в свою очередь, Григорий Уралов, говоря ему:
— Комиссия, прежде чем ознакомиться с положением дел на вашем заводе, решила просить вас, чтобы вы помогли нам.
«Держи карман шире!» — Дворин погладил трубку.
«Ты еще лысину погладишь», — подавляя ожесточение, подумал Григорий. И сам не знал, чего больше он желал теперь: найти недостатки или удостовериться, что все в порядке и провал только в одном цехе флотации.
— Так мы хотели бы вашей помощи, — не обращая внимания на руку Дворина, которая поднимала трубку, продолжал Григорий, хотя и видел, что Люду директорское движение покоробило, а Клим покраснел, точно это он был виноват. — Мы очень бы хотели как можно лучше подготовиться к докладу на парткоме. Как вы решите, так и будет. Хотите, будем встречаться с вами каждый день и обсуждать детально все вопросы. «Ага, ты поморщился, так я и знал». Хотите, предупредите свой аппарат, чтобы никто не создавал нам препятствий, и мы будем избавлены от необходимости бегать к вам и отрывать вас по пустякам.
Директор поднял трубку с откровенным нетерпением.
— А хотите, звоните любому из нас и вызывайте по любому поводу и позвольте нам звонить вам. Советоваться.
Григорий умолк, изображая саму покорность, но внутренне ожесточаясь.
Директор приложил трубку к мясистому уху:
— Дайте гараж, гараж, говорю! «Дети, мальчишки, ребятня. Да никто не будет вам препятствовать, вы сами запутаетесь». Гараж? Дворин это! Одну минуту, погодите, — и, не отстранив трубки от уха, заявил: — Действуйте. Вы же комиссия, — он не удержался от насмешливой интонации, — комсомолия, вам и карты в руки! Гараж! Что же вы мне опять две машины даете?
Дворин не смотрел, как комсомольцы уходили.
...Комиссия пошла по цехам. Клим, взявший на себя проверку механизмов, исчез среди машин. Люда направилась в гараж, а Григорий занялся сменным мастером Глебом Бочковым.
Серый пар стлался по цеху. И лицо Глеба совсем посерело, когда он оправдывался:
— Я на своем полигоне больше пятидесяти процентов дать не могу. Не могу!
Григорий смотрел на заметенные снегом камеры, давно не знавшие пара, и не прерывал тягостную паузу. Мучительно хотелось, чтобы Глеб оказался прав.
— Значит, не можешь?
Молчание.
— Но по графику ты обязан делать две карнизные панели для электролизного цеха.
— Да что, я графика не знаю?
– вспылил Глеб. — Производственных мощностей нет! Тебе легко требовать. Пойдем в контору.
— Ну-ка, вскроем камеры! — сказал Григорий.
Вскрыли.
— Где же карнизные панели? — шепотом спросил Григорий, когда обнажилась пустота камер. — Где?
— Нет, нет у нас форм! — не в силах отвести глаз от Григория, отчаянно оборонялся Глеб, презирая себя за ложь и умоляя судьбу выручить его, не дать упасть до самого дна. Он бы хотел наполнить цех паром, дымом, пожаром, лишь бы не разглядел Григорий те две формы, что стояли в стороне совершенно пустые.
— Куда ты? — он опять чуть не схватил за рукав Григория.
— Так вот они, формы! — Григорию было трудно смотреть в жалкие глаза Глеба: их то ли паром заволокло, то ли слезами; они молили, взывали: «Если можешь, прости!»
— Так почему же ты не даешь изделий?
— Вы знаете, — незаметно для себя переходя на «вы», лихорадочно затараторил Глеб, — знаете, мы делаем дорожные плиты.
Глаза Григория расширились.
— Плиты? Какие плиты? Твоя задача — карнизные панели. Без них не пустить электролизный цех.