Счастье по собственному желанию
Шрифт:
– Ты чего растерялась, милая? – спросил он, вбегая на крыльцо с двумя огромными сумками. – Входи, не стесняйся. Будем располагаться, жарить шашлык. Потом сходим искупаться.
– Куда? На озеро? – Люба удивилась.
По ее соображениям, озеро находилось километрах в сорока к северу от этого места. А он говорит – сходим.
– Есть тут местечко, Любаша! Есть! Просто чудо, что за место… Сходим туда, обещаю…
А вот купальник-то она и не взяла. Не подумала как-то, что в глубине леса может появиться возможность поплескаться в волнах.
Люба прошла за Хелиным
Избушка оказалась пещерой Али-Бабы, да и только.
Камин прямо против входа. Резная мебель. Шкура невиданного зверя на полу. Арочная дверь, ведущая во вторую половину дома. Люба опустила пакет на дубовую скамью, застеленную толстым ковром, и прошла к интригующему дверному проему.
Спальня. Ах, ну да, конечно! Как же без спальни-то? Это непременный атрибут всех загородных вылазок.
Широкая кровать под кружевным балдахином с дюжиной подушек. Толстое одеяло, упакованное во что-то воздушно-кисейное.
И как здесь не разворовали все это богатство, запоздало подумалось ей. Гуща леса. На окнах ни ставен, ни решеток. Может, существует охрана, которая убралась подальше к моменту их приезда?..
– Люба. – Хелин неслышно подошел к ней и прильнул сзади, его руки обвили ее, сразу стиснув грудь. – А кто этот парень? Ким, кто он?
– Хороший друг, – она закрыла глаза, чтобы не видеть призывно распластавшейся кровати и бледных пальцев Хелина с неестественно розовыми ногтями, тискающих и мнущих ее плоть.
– Настолько хороший, что ты решила у него пожить, да? – Хелин шумно задышал ей на ухо и принялся тихонько теснить от входа. – Знаешь, я не верю в дружбу мужчин и женщин. Все это рано или поздно кончается постелью… Ты спишь с ним, Закатова? Ну, не нужно обижаться! Просто ответь, ты спишь с ним?
– Нет, – горло перехватила дурнота, Люба сглатывала раз за разом, но не отпускало.
Захотелось вдруг на воздух. И лечь прямо в мокрую после дождя траву, и зарыться лицом в ее упругую свежесть, и чтобы никого рядом. Ни Кима с его неподражаемо агрессивной загадочностью. Ни Хелина с его мягкой раздражающей настойчивостью.
– Эй, Любаша. Давай-ка разденемся, а…
Это нужно было понимать как руководство к действию. Она невольно сморщилась от навязчивой дурноты и отвращения. Зачем только позвонила, дура? Прав Ким, она дура. Она же не хочет этого Хелина. Не хочет, не хочет, зачем тогда?
Захотелось поделиться с ним своими проблемами? Снова дура! Нужны они ему? Все, что ему нужно, так это побыстрее опрокинуть ее в койку, а потом…
Потом снова и снова была койка. Хелин просто обезумел, припадая к ней, как к бутылке. И словно во хмелю нес такое, что Люба всерьез озадачилась. Еще один поход под простыни, дело дойдет, пожалуй, и до предложения руки и сердца. А Ким еще сомневался.
– Уф! Сладкая ты, Любаша! – ладонь Хелина легла ей на спину, сползла чуть ниже поясницы и пошлепала. – Сладкая… И как твой Ким выдерживает такое соседство, не пойму?! Он либо евнух, либо гей!
Или просто ненавидит ее настолько, что сама мысль о близости ему противна. Люба вздохнула и попыталась сделать вид, что задремала.
– Эй!
И Хелин снова полез на нее. Тут Люба не выдержала и оттолкнула его.
– Хорошо, идем купаться, – поспешила она исправиться, Богдан обиделся и глядел на нее теперь с явным неудовольствием. – Идем, Богдан. Без Владимировича, надеюсь, можно? Вот и хорошо. Идем, а то я и правда усну сейчас. Ты меня замучил…
Хелин удовлетворенно улыбнулся и пошел из спальни, бесстыдно сверкая белоснежными ягодицами.
И зачем она поехала?! Лучше враждебная грызня с Кимом, чем такая вот любовь с Хелиным. Ясно же, как божий день, сколько бы он ни старался, ни пыжился, ей никогда его не полюбить.
– У меня нет купальника, – озадачилась Люба, когда они выходили из дома на улицу.
– Не страшно. Все, что он мог бы скрыть, я уже видел. А больше там никого нет. Места там непроходимые, необитаемые.
Говоря про необитаемость мест, Хелин явно погорячился. Мало того, что берег был хорошо расчищен и имелись следы старого кострища, так вдоль берега небольшого озерца протянулся широкий след автомашины.
– Ого! Здесь кто-то ездит, а ты говорил… – она принялась оглядываться, стоя на траве уже босиком и в одних трусиках.
– Не переживай, не будет здесь никого. Давай, давай, залезай!
И побежал нагишом в воду, на ходу призывно помахивая ей рукой. Через минуту его светлая макушка заскользила по зеркальной глади небольшого лесного озерца. Хелин плыл, отплевывался, фыркал, и все время призывал ее присоединиться к нему. Люба еще какое-то время медлила, рассматривая с излишней пристальностью прибрежные кусты. Ей все время казалось, что кто-то смотрит на нее оттуда. Наваждение? Паранойя? Может быть, но опять эти следы вдоль всего берега. Кто-то же приезжал сюда на машине, причем довольной большой – расстояние между колесами показалось ей огромным. И костер кто-то жег. О какой необитаемости речь?
Она все же разделась и пошла в воду, хотя, видит бог, ей этого не хотелось. И ее предчувствие не обмануло. Люба уже плыла обратно, когда ей вдруг вздумалось взять чуть левее. На широченных гладких листьях там покачивались потревоженные легкой волной кувшинки. Ну, захотелось сорвать несколько штук и соорудить себе на шею ожерелье, как в детстве. Озорство из детства стоило ей огромного синяка на лодыжке. Мало ей было ожога, так теперь еще и это.
– Обо что это я ухитрилась так удариться? – Люба пытливо уставилась на Хелина. – Такое ощущение, что в этом озере кто-то устроил захоронение токсичных отходов.
– С чего это? – Богдан сидел прямо на траве и, положив ее ногу себе на коленки, внимательно осматривал только что приобретенный ею синяк.
– Такое ощущение, знаешь, будто я ударилась о край деревянного ящика.
Это было не ощущение, она и в самом деле ударилась о ящик. Она успела ощупать его руками, пока Хелин плыл ей на помощь, заслышав вопль.
– Ну ящик и ящик… А это что такое? – он осторожно тронул место ожога, повязку она сняла еще дома у Кима.
– А, пустяки. Чашка с чаем упала на ногу.