Счастье по собственному желанию
Шрифт:
И снова при чем тут она?!
А при том, что Малышев запросто мог сообщить Семену Артуровичу, что настоящей кидалой является не кто-нибудь, а Закатова Любовь, собственноручно сумочку умыкнувшая с конспиративной квартиры.
– Твою мать!!! – пробормотала Люба, в тоске оглядывая обшарпанные стены чужого дома. – Ну, Иванов!!! Ну, скотина!!! Убью, попадешься…
Иванов, как на грех, попадаться не пожелал. Люба не поленилась, позвонила в транспортный цех своего завода и попросила к телефону бывшего мужа. Там ей не совсем любезно ответили, что он на больничном. Тогда она, настроившись довести дело до
Искать Малышева Любе совершенно не хотелось. Во-первых, затея совершенно бесполезная, раз эти двое бросили дом. Искать их можно было в любой точке земного шара. А во-вторых, затея абсолютно бесполезная, раз Малышев навел на нее Головачева.
Даже если нашла бы она его, что сказала бы? Ах, вы бессовестный такой, Алексей Петрович! И зачем же это вы солгали Семену Артуровичу?
Стоп…
Кажется, ее снова занесло. Никто ведь мог ничего и не говорить. И Малышев мог запросто еще срок отбывать. Она знала из рассказов Иванова, что в тюрьме часто за всякие нарушения сроки добавляют. И супруга его гражданская могла укатить куда-нибудь не с Малышевым, а с тем самым пузатым мужиком, что грел ее койку полтора года назад. Вот ее бы найти…
И она снова поехала на Музыкальную, и опять, как пару часов назад, пошла вдоль забора и тесным проулком меж двухэтажных домов. Но на это раз она прошла мимо кособокой калитки и двинулась прямиком к соседней.
В палисаднике соседнего дома трудилась пожилая женщина, срезая распустившиеся гладиолусы и рыхля землю у корней.
– Здравствуйте, – громко поприветствовала ее Люба, останавливаясь у забора и не решаясь войти во двор. – Простите меня, пожалуйста. Не могли бы вы мне сказать, куда подевались ваши соседи?
– Нет! – отрезала женщина, разогнула спину и со скорбным неодобрением уставилась на нее из-под низко опущенного на глаза платка. – Не знаю я ничего про шалаву эту непутевую. А что это у тебя за дела с ней? Вроде приличная с виду девка… Пойми вас сейчас… Разгляди попробуй…
Женщина пристроила хрустящие стебли срезанных гладиолусов в ведро, долила туда воды из лейки. Облокотила тяпку о ствол яблони и лишь тогда двинулась к калитке.
– Ты уже вроде была сегодня здесь? – проговорила она озадаченно, рассмотрев Любу вблизи как следует.
– Была, – не стала та изворачиваться. – Зашла в дом, а там пусто. Поехала в одно место, надеясь получить объяснение, но и там никого.
– А зачем тебе Люська-то? – женщина сняла с головы платок и заново его повязала, обновив узел и попрятав выбившиеся пряди волос. – У нее таких, как ты, сроду в знакомых не было. У нее все больше кобели да уголовники. Тьфу ты… Слава богу, съехала, а то вечером на улицу боялись выйти. У меня тут внучка с Москвы гостила. Так веришь, нет, мимо дома ее не ходила. Что же тебе от нее нужно? Или дом хотела купить под дачу?
– Д-да, знаете! – обрадовалась Люба неожиданно свалившейся на нее удаче. – Месяца два назад было объявление…
– Два месяца, говоришь: – Женщина задумалась, видимо, ведя свой подсчет событиям. – А может, и два, кто знает. Только не нужен тебе этот
– Ой, вы знаете, боюсь, что на ваш я не наскребу денег. А вот соседний совсем даром отдавали.
– Да эту развалюху и за пол-литра никто не возьмет, прости, господи! – осерчала женщина на Любу, а может, за дом свой обиделась. – Она же его сроду не белила даже никогда. Калитку-то… Калитку видала? Гвоздя прибить некому. Крыша, словно решето, вся течет. А ты купить удумала. Так мало этого, убийство там сделалось. А ты купить!..
– Какое убийство?! – Люба помертвела.
И здесь убийство!!! Что-то в последнее время везет ей на убийства. Куда ни сунет нос, тут же труп. Кого же убили в этом доме, если дама выглядела вполне довольной собой и…
– Мужика ее убили, как с тюрьмы пришел, – ошарашила ее женщина, облокотилась натруженными руками о кромку калитки и снова с сожалением произнесла: – А мой-то дом… Разве сравнить с Люськиным?!
– А разве она была замужем? – перебила ее Люба, решив во что бы то ни стало вывернуть из Люськиной соседки всю правду наизнанку.
– Да. Была. Только не расписаны они были. Жилы просто так. Сейчас это модно. И даже название этому распутству придумали – гражданский брак, во. А по мне блуд он и есть блуд, как его ни назови. Сегодня один гражданский, завтра другой, а когда через загс да через церковь… Пять раз подумаешь, прежде чем хахалей менять.
– А она меняла?
– А то! Стоило Леньке в тюрьме оказаться, как она через неделю начинала водить разных. А он ей письма писал. И на свиданку приглашение присылал. Она не ездила. Зачем, говорит, коли жить с ним все равно не буду. А за месяц до его возвращения взяла и уехала. От греха подальше, говорит.
– А он вернулся? К ней вернулся?
С этого места ей хотелось бы поподробнее, но женщина, как оказалось, мало что знала.
Видела пару раз Малышева после возвращения. Здоровался он с ней. Свет еще видела в окнах по ночам. Бабы с улицы говорили, что спит тот прямо на куче тряпья. Один раз другая соседка видела его в огороде. Сидел на грядке с морковкой, жрал ее прямо из земли и плакал. Пьяный был, как оказалось. А то какой же еще-то! Трезвый разве бы стал сочинять сказки про большие деньги, которые на днях должен вернуть. Вот только Люську найдет, суку. Нашел или нет, кто знает. Только его нашли через несколько дней в этом доме мертвым. Может, опился, может, еще чего.
– А что бабы говорили по этому поводу? – Люба как будто с возрастающим интересом все чаще поглядывала на дом женщины. – Понятыми кто-нибудь был?
– А на что тебе-то знать? Люську ты не найдешь. Ленька не нашел, упокойник. А тебе куда? Говорю тебе, мой дом посмотри. Картинка, а не дом. А теплый какой!
– Ладно… Наверное, посмотрим мы ваш дом. Вот приедем вместе с мужем и тогда… – Люба снова кивнула на соседний дом. – А что же теперь с этим домом станет? Растащат поди…
– Кому же он нужен! Там кровищи было после убийства, Люськина мать еле вывезла, – махнула рукой женщина, тут же поняла, что сболтнула лишнего, и сердито насупилась в ожидании вопросов.