Счастье по собственному желанию
Шрифт:
– Не они, дорогуша, а ты! – Генка ткнул в ее сторону пальцем, и затряс им, угрожающе причитая. – А это еще одна статья! Ох, Закатова, и впаяют тебе!!! Вышак точно был бы, не отмени его в стране. Но пожизненное тебе обеспечено, будь-будь!
– Вместе пойдем, Сячинов – упрямо стояла она на своем. – Ты Малышева убил? Ты! Ты Головачева прирезал? Снова ты! И видел ты, как на меня машина та мчалась, точно видел, если ехал за мной следом с завода. И его не мог не видеть. И не мог не знать, что это машина Кима была, и значилась в угоне с самого утра. Все это ты знал,
Он собирался с ответом минут десять. Откинул голову на гладкий камень подземелья и, не моргая, таращился на тусклую лампочку под самым сводом. Потом вздохнул тяжело и произнес:
– Головачев тебя спас. Ну, спас и спас. Мало ли чего не бывает по случайности. Потом вдруг узнаю, что он к тебе в дом наладился. Узнаю – зачем. Узнал и обалдел. Деньги-то давно у меня. Что было делать? Позволить этому ублюдку докопаться до истины. Или тебе… Иванов все равно рано или поздно меня бы сдал. Так, слизняк, а не мужик. Как ты могла променять Кима на него, до сих пор ума не приложу?!
– Как ты узнал? Как узнал, Гена, про деньги? Не Серега же тебе их принес? Он что же, решил Малышева кинуть и забрать сумку из камеры хранения?! Ни за что не поверю! Иванов– трус.
Вся эта история, закрутившаяся несколько лет назад, снова вспыхнула в памяти. Любе даже стало казаться, что она слышит голоса всех, кто так или иначе с ней пересекался.
Вальяжный, разбитной – жены Малышева… Хриплый, таящий опасность – Головачева. Просящий, ускользающий – Иванова…
Но никогда и в страшном сне ей не могло присниться, что среди этих разномастных голосов зазвучит и голос Гены Сячинова.
– Иванов – трус, – согласился Генка, сцепив пальцы рук на животе, как покойник, и даже глаза закатил для наглядности. – Я их с Малышевым вычислил мгновенно. И проследил за ними. Видел, как они сумку эту забирали с вокзала. Домой к Малышеву отвезли. Потом Иванов уехал, а я остался… Дальше ты, надеюсь, догадываешься, что произошло. Убил я его. А когда выходил оттуда… Дворами же выходил, а Серега увидал. Сам, видать, паразит, недоброе задумал. Увидал, и давай потом мне названивать. Шантажировать меня вздумал, ублюдок. Я ему кинул немного, для порядка. Но пригрозил. Говорю, еще раз крякнешь, опущу… Он и заткнулся. Говорю же, слизняк.
– Еще бы! – фыркнула Люба.
Приблизительно что-то подобное они с Валерой себе и представляли. Так, с небольшими отклонениями от истины. Но в общем и целом, все было именно так.
– А как ты Малышева-то вычислил? – вдруг вспомнила о белом пятне в их с Валерой версии.
– О! Любовь! Я ждал его возвращения, как верная жена! Ждал… Знал же, что эти стервецы денежки приберегли на черный день. Не дурак же я, сама понимаешь… Кто же знал, что ты здесь присосалась, как пиявка! Не ты бы, так никто и не догадался бы никогда.
– А, ладно тебе, Гена. – Люба презрительно фыркнула, пренебрежительно махнув в его сторону рукой. – Не на этом деле, так с Хелиным бы спалился. Жадность, она же фраера сгубила! Тебе ли не знать, Гена! А… А кто же тогда убил Тимошу и тетю Веру?! Это ведь
– Этому идиоту поменьше надо было по телефону с тобой трепаться. Сначала ему, а потом бабе его. – Сячинов грубо выругался, оттолкнулся от стены и сел, наклонившись вперед. – Он ведь – Тимоха-то – изначально Хелиным заинтересовался. Не просто так, конечно, а по наводке из Москвы. Но заинтересовался крепко. И начал даже какие-то газетные вырезки коллекционировать. Вроде вехи его послужные или что-то типа того. Но не раз говорил, что мужик скользкий и, кажется, с прошлым. Тут ты вдруг на него работать начала. Тимос тебе позвонил и встречу назначил, по делу, говорит. Он даже нам всем в отделе рассказал, что к тебе в гости собирается. Вот они его, подслушав, и нейтрализовали. А потом и бумажки изъяли. Танька же тебе все подробно рассказала, чего было не подключиться?
– Непрофессионально как-то… – пробормотала Люба, слушавшая Сячинова с открытым ртом, кто бы знал, что узнает всю правду, находясь одной ногой в преисподней.
– А-аа! Вам всем киллеров подавай с оптикой! Зачем?! Зачем, Любовь?! Сразу заподозрят, что заказ. А так вполне сойдет и на уголовку обычную. Вот и все… Все твои секреты… Промучалась, небось, в последний месяц от неизвестности? Кто, почему, зачем, за что?! А все так просто…
Просто, конечно же, ничего не было. Все, как раз напротив, было сложно, страшно и грозило неотвратимой непоправимостью.
Как можно было все это исправить?! Как вернуть к жизни погибших?! Как зарубцевать раны оставшимся в живых?! И как…выжить после всего этого…
Сколько они просидели в этом подвале, одному богу известно. Часов у них не было, их отобрали охранники. Сумка с телефоном, документами и деньгами осталась у них же. Кормить их никто, разумеется, не собирался. Люба мерзла, трусила, негодовала оттого, что за ними никто не идет. Собрались убивать, так пускай уж быстрее бы. Чего тянуть?! Темноты ждут? Наверное…
Время от времени принималась переругиваться с Генкой с вялой обреченностью приговоренного к смерти человека.
Изменить уже ничего нельзя, это было ясно им обоим. Непонятно с чего захотелось вдруг хотя бы восполнить недостающее. Расставить все по местам.
Но Генка упрямился, отвечал с неохотой, все больше огрызаясь и посылая ее куда подальше. Она то замолкала, то снова принималась к нему приставать и злилась, злилась и еще плакала иногда.
Когда над головой загромыхало железо открываемого замка, она не выдержала, и снова пристала к Сячинову.
– Ну, скажи хотя бы, какая роль во всем этом деле отводилась Киму, Ген?! Ну что же, я умру и так и не узнаю, кто он?!
Поняв, что идут за ними, Генка вскочил с земляного пола, где он просидел последние несколько часов. Вытянулся в струнку и уставился остановившимся взглядом на дверь. Ее он, казалось, не слышит. Но Люба и не собиралась сдаваться. Ухватила его за локоток и снова и снова повторяла свой вопрос.
– Отстань! – прохрипел он моментально севшим голосом и оттолкнул ее к дальней стене. – Отстань, прошу!!!