Счастье в декларацию не вносим
Шрифт:
– Могу, – не стала спорить госпожа Данери. – Я такая же, как все, то есть разная. Это вон удав простой: голова, хвост и посередине желудок. На сей-то раз ты зачем пришёл, Эсир?
– А то ты не знаешь!
– Да знаю, конечно. Артефакт тебе нужен.
– Он же у тебя, – медленно, будто неуверенно, выговорил эльф, рассматривающий собственные руки. – Валь его из твоих тряпок не успел достать, я следил и за ним, и за чемоданами. Но когда сам сунулся, колье уже не было. Значит, ты и спёрла, больше некому.
– Действительно, вор
– Но ты знаешь, где артефакт? – по-прежнему руки рассматривая и ответом вроде бы не очень-то интересуясь, спросил Эсир.
– Догадываюсь, – согласилась таможенница, вставая. – Как я понимаю, с ниром Риу вы нашли общий язык?
– Ну да, занятный такой дедан. Мы тут знатно потрепались.
– Отлично. Тогда поживи пару дней здесь, Джастин тебе принесёт поесть и одеяло. А я пока всё решу.
– Что ты решишь, – снова усмехнулся эльф, – решательница?
– Всё! – пообещала девушка. – Мне этот бардак окончательно надоел.
***
Эль всегда, пусть и смутно, не до конца сформулированно, но подозревала: что бардак – это не просто такое особое состояние вещей, чувств, ситуаций и мира вообще. Бардак – масса разумная, обладающая собственной волей, а, главное, желаниями. И характером. Причём характер этот исключительно мерзопакосный, эдакая вечная поперечина. Вот когда плюешь на попытки навести порядок, машешь рукой, мол: «А, пусть будет, как есть» – моментально всё устаканивается, давно потерянные вещи вдруг находятся, новые не теряются, а зачинщики всех и всяческих смут с разрухами вдруг становятся тише храмовых мышей и дисциплинированнее солдата-первогодка.
Но только ты решаешь раз и навсегда разделаться с бардаком, придумываешь план, как это сделать сподручнее, так этот монстр показывает себя с новой, совершенно неожиданной стороны, наглядно демонстрируя, что справиться с ним не в твоих силах.
Хотя, конечно, хаосом успевшее натвориться на таможне отсутствие начальницы, назвать было нельзя. Скорее это походило на эдакое испуганное затишье перед ураганом, но по сгустившемуся воздуху, зловещим теням по углам и суровому лицу посетительницы моментально становилось понятно: буря грядет, она уже вот-вот навалится, и мало никому не покажется.
Впрочем, немолодая нира – даже «госпожой» её язык назвать не поворачивался – предвестница той самой бури, с первого взгляда грозной совсем не выглядела: лицо её, слегка подпорченное возрастной истончённостью, казалось спокойным, глаза редкого бирюзового цвета молний не метали, даже тонковатые губы не поджимались, а бабочкины крылья смотрелись даже нежно. Но это только на первый взгляд.
Глянув на даму второй раз, Эль остро захотела оказаться где угодно, но только не на родном посту. Мир демонов таможенницу вполне устраивал.
А нира, царственно обозрив всех сотрудников, невесть зачем собравшихся в приёмнике, как-то неуловимо, но совершенно однозначно отделила мужчин от женщин – первые её не интересовали абсолютно. С ног до макушки смерила Аниэру, потом стриптизёршу, едва глянула на подоспевшую Эль, отправила вампиршу с таможенницей к мужчинам, и не слишком приятно улыбнулась.
– Так, значит, это вы, деточка, – протянула не очень понятно.
– Я? – удивилась бывшая оборотническая, а ныне вампирская суженная.
– Знаете, я всегда подозревала, что вкус мои сыновья тоже унаследовали от папеньки, – понизив голос, доверительно сообщила дама, – а у мужа его не было совсем. Падок был покойный на всё блестящее, мягонькое и сладенькое.
– Ну да… – красотка озадаченно надула губки, видимо соображая, чем сказанное считать: комплиментом или поводом для драки. – А вы, вообще-то, кто такая будите?
– Это совершенно неважно, – отмахнулась дама. – Главное, что…
– А-а, дошло! Жена Майга? Да забирайте его со всеми потрохами! Я так и сказала: катись отсюда и даже чихать на меня не смей, жлобяра! Ещё на той неделе и сказала.
– Значит, есть ещё и некий Майг? – озадачилась посетительница, чуть заметно прищурившись. – Но я не имею к нему никакого отношения.
– Тогда чё? – стриптизёрша, воинственно уперев руку в крутое бедро, сдула с носа белокурую прядь. – Мать Чока? Да плевать я хотела на этого малолетку, пусть уроки учит. Подумаешь, перепихнулись пару раз! Любовь у него!
Лицо ниры чуть заметно, но всё-таки вытянулось.
– Не, не она? – не сдавалась блонда. – Неужто ты доченька самого Пру? Ну так у нас с ним тоже всё порвато. Монеты – это, конечно, здорово, но, между нами девочками, мне мужика подавай, а не какой-то там труп. Я девушка честная, не продаюсь, только по любви!
– Видите ли, – не слишком уверенно начала дама. Кажется, последнее заявление стриптизёрши, про непродажность, особенно поразила ниру. – Я, собственно…
– Или ты из этих тёток, который бабы оркестра гарнизонного? – презрительно скривилась красотка. – Ну так нас там трое было. Ещё пойди докажи, что я с твоим хороводила.
За спиной Эль что-то упало, разлетелось с бумажным шорохом. Таможенница мельком глянула на Рернега, суетливо собирающего в папку рассыпавшиеся бумаги, и снова отвернулась.
– И это меня ты называла кошкой мартовской? – разъярённо прошипела Аниэра, совсем не фигурально сверкая глазами и раздражённо подрагивая верхней губой. Обращалась она почему-то к таможеннице. – Да после такого мне тут делать нечего!
Вампирша развернулась на каблуках и удалилась, полная оскорблённого достоинства, не забыв на последок хорошенько шибануть дверью.
– А чего? – обиделась блондинка. – Я с детства музыкантов люблю. Они тонкочувствующие, обходительные.
– Прошу прощения, возможно я ошиблась адресом. Мне нужен был таможенный пост госпожи Данери, – проводив техника взглядом, сказала дама. – Я туда попала?